А сегодня пил спирт с Мишей и Тимофеем. Мишины родители уехали на дачу, а у Миши сломана нога, вот он и остался. Мы пришли в гости с бутылкой. Миша прыгал по дому на костылях, смеялся и расставлял рюмки; он быстро напился. Даже Тимофей ушел к себе домой спать, а мне все было мало. Вышел на улицу и пока решал, идти ли домой или искать продолжения праздника, встретил Леджика.
— Какие люди! — сказал он.
— У меня дома есть немного денег, — сказал я сразу, чтобы пропустить все ненужное.
Пока Леджик ждал за оградкой, я отодвигал шкаф у себя в комнате, чтобы разрушить едва заложенный фундамент, обменять на выпивку собственное будущее счастье. Так и потерял все свои сбережения плюс надежду на любовь. Но я не позволю этому Ляле безнаказанно унизить меня. Вот моя краткая самопрезентация, мое рестлерское резюме перед выходом на ринг.
Ляля говорит:
— Как ты меня назвал?!
Пока он пытается изобразить крутого, скорчить гримасу в стиле «Последнего бойскаута», я успеваю напасть. Понто-рез, он даже не защитился. Опрокидываю и прижимаю его тушку к бетонной площадке. Он крепкий и на несколько лет старше, но правда на моей стороне. «Не подпускать его к себе. Соблюдай дистанцию, у тебя длинные руки, в дальнем бою он проиграет», — командует внутренний тренер. Но Ляля и так только беспомощно отбрыкивается, то ли пытаясь оттолкнуть меня, то ли обнять и сделать захват. Несколько раз приподнимаю и бросаю его молодым жирком на бетон. Потом резко выдергиваю из лежачего положения, ставлю на ноги, как ребенка, будто он мой сын-недоумок, которого я сейчас обувал. Но еще не собираюсь отпустить его на прогулку, нет, моя постановка не закончена. Больше трех лет упражнений с гантелями и ежедневного онанизма сделали мою правую руку сильной, как у гориллы. Или это спирт вывел меня на новый уровень, за рамки моей человеческой природы. Леджик был прав, я утратил человеческую сущность. Крепко хватаю Лялю за грудки и с силой швыряю о дверь подъезда. Еще и еще раз бью его о деревянную дверь, так, что шарниры стонут и дверная коробка трещит. Отступаю на несколько шагов, выпячиваю руки и резко ныряю на Лялю, вспоминая фильмы о кунг-фу, хочу размазать его по двери, чтобы он прошел через нее, пробив доски: отправить парня домой, в его вонючий подъезд.
Но я чувствую тупую боль в макушке, и кровь заливает мне глаза. Значит, что-то пошло не так. Я выхожу на середину площадки перед подъездом. Заходящее солнце ласково тянет ко мне из-за домов остывающие лучи.
— Эй, Конан-варвар, — говорит Леджик. Он так и сидит на лавочке, попкорна только не хватает.
Оборачиваюсь на дверь — Ляли уже и след простыл — дверная ручка (вот на что я напоролся) и сама дверь в крови, бетон в крови. Пытаюсь дружески улыбнуться Леджику, насколько позволяет мое состояние, и получается не очень. Видимо, я не знал элементарных алгоритмов, по которым можно было нормально закончить этот вечер.
— А где же мой друг Ляля?! — вот и вся моя наспех сочиненная шутка.
Ирония получается свирепая, и я развожу руками: сработано не по плану, но в моем ключе: травмы получаю я сам. Устал, подставляю окровавленное лицо остывающему дню и вспоминаю, что могу проснуться. На сегодня хватит, это ведь не вечер, а утро настоящего.
Это случилось чуть больше года назад. А сейчас стояло затянувшееся межсезонье двух периодов моей жизни, но я никак не мог выбраться из прошлого. Несколько дней назад завершились вступительные экзамены. Леджик покончил с собой еще в ноябре, девять месяцев назад, Тимофей тихо грустил по другу, не забывая по временам натягивать телочек, а я все еще был девственником, только подработки у меня уже давно не было. Теперь вместо меня работал друг Вова, о котором я пока не хотел рассказывать, не в этой истории — у него еще будет бенефис.
Самый конец июля, еще месяц до начала занятий. Я не знал, на что потратить это время. Собирался дописать поэму о загробном мире, пролог уже был готов. Две недели назад я попросил отца (у него на работе была возможность) скачать и распечатать для меня переводы стихов Тумаса Транстремера. Читал и перечитывал, почти выучил эти несколько страниц — все, что нашлось в интернете, — и чувствовал: это новое для меня. Скоро смогу отойти от футуризма, от Серебряного века, от всей программы одиннадцатого класса, и начну писать лучше, если буду в теме. Но сначала нужно было расстаться с девственностью. Эта заноза мешала сосредоточиться на стиле. Я даже написал список на одной из страниц.