– Я из дома сбежала, – тихо сказала девочка, сжимая хлеб обеими руками, – они не хотели отдавать меня учиться в школу, вот я и пошла туда сама. А в школе сказали, что из меня не выйдет толку, и вызвали полицейских, чтобы те отправили меня домой. Но я им не говорю, откуда я! А ты тут почему?
У нее были очень светлые глаза, голубые, водянистые, напомнившие мне глаза господина О-Ули. Что тут думать, наверняка она из Забережья. В отличие от бледного господина, взгляд у девочки был острый, проникающий до костей. Черные точки зрачков выглядели, как направленные прямо в душу стволы пистолетов.
– Я сделала что-то очень глупое, – после небольшой паузы ответила я.
Девочка пожала плечами:
– Все делают глупости, но в тюрьму за это не сажают.
– Это была… очень нехорошая глупость.
Девочка отщипнула кусочек от хлеба и катала его в пальцах, пока не получился круглый комочек, который она бросила на пол.
– Так ты, значит, плохой человек?
Я нахмурилась. Вот и помогай противным маленьким девчонкам! И что она прицепилась?
– Просто очень глупый, – слишком резко ответила я.
Мне совсем не хотелось возвращаться к мыслям о том, почему я здесь. Губы девочки задрожали, а брови сложились домиком.
– Я тоже глупая! – воскликнула она, выронила хлеб и закрыла лицо руками.
На нас стали оборачиваться другие заключенные, а старуха Эйк заворчала.
– Ну тихо, тихо! – прошептала я. – Ты совсем не глупая!
– Я тебе сейчас все расскажу, – заговорчески прошептала девочка.
Она потерла глаза, оторвала руки от лица, но ее щеки были сухими.
– Это мой учитель виноват. Это из-за него я сбежала.
Я уставилась на девочку.
– Он был такой мерзкий, все время заставлял меня делать то, что я не хочу. Понимаешь? Может, у тебя тоже такой был?
Девочка подняла хлеб, скатала еще один кусочек в шарик и снова бросила на пол. Колобок-колобок, я тебя съем.
– Нет, – через силу улыбнулась я, стараясь не подать виду, что я что-то заподозрила, – все мои учителя были хорошими.
– У тебя много их было, что ли? – удивилась девочка.
– Да, в школе, – кивнула я и осторожно поставила перед собой защитное зеркало.
Кажется, девочка не заметила появившийся между нами дымчатый контур. Он был бледный, не такой, как раньше, как будто что-то мешало магии. Пришлось напрячься, чтобы удерживать его и одновременно создавать следующие.
– Хотя если подумать… – протянула я, вырисовывая контур второго зеркала на полу перед девочкой, – был один.
Девочка оставила хлеб в покое и наклонилась вперед.
– Учитель физики, – медленно продолжала я, чтобы выиграть время, – он был такой старый и сухой, что я боялась, что он вот-вот рассыплется на миллион песчинок. Он был очень сварливым, но отлично преподавал оптику.
Последнее зеркало под наклоном, сбоку от нее, так, чтобы в него попадало отражение из зеркала на полу. И… Готово! Я уставилась вбок, а потом с трудом оторвала взгляд от представшего передо мной отражения.
Девочка проследила за моим взглядом, но ничего не заметила. Со стороны могло показаться, что я посмотрела на охранника, который играл с ключами и что-то напевал себе под нос.
– Это непреложные законы вещественных объектов, – сухо произнесла девочка. – А мой учитель – колдун. У тебя такой был?
Я бросила последний взгляд в зеркало, в котором отражалась высокая немолодая женщина. Язык не поворачивался назвать ее старухой. Наверное, лет пятьдесят назад она была восхитительно хороша собой, но даже сейчас сеть тонких морщин не могла скрыть былую красоту. Ее узкое лицо обрамляли струящиеся тонкие волосы белого цвета, который ничуть не был похож на седину. Единственной отталкивающей чертой ее внешности были ледяные, почти бесцветные глаза с черными перчинками зрачков. Я стерла зеркала и неохотно кивнула. У меня не было сомнений, что это допрос.
– И что, тоже хороший?
Я вновь кивнула.
– Ну конечно, – скептически произнесла девочка и тут же, опомнившись, сменила интонацию: – Все колдуны-учителя злые!
Я пожала плечами и уставилась в пол. Может, она и права, но если подумать, Джей не был злым. Раздражительным – да. Но дальше попыток просверлить меня взглядом он не заходил. Давал простые задания и позволял гулять по городу, любоваться рекой и распивать кофе с булочками за его счет. В сущности, самым худшим, что он сделал, был комариный будильник. Не считая, конечно, того случая с тюрьмой. Но и я тогда переступила черту. К тому же, я подозревала, что это было отчасти вызвано тем, что ему нужно было остаться на ночь одному в доме, чтобы совершить ритуал, связанный с камнем. А вот потом дракон стал расти… По моей спине пробежала дрожь. Птичка-истеричка не нашла ничего лучше, чем взять все в свои руки. А ну-ка, прекрати, Екатерина! Я постаралась незаметно вытереть слезы, но колдунья заметила.