Я поискала глазами дом колдуна на другом берегу. Долго искать не пришлось – я проследила за направлением, куда мрачно, сложив руки на груди, глядел Робин. Самого дома не было видно, но из-за крыш клубами валил дым.
Я забеспокоилась, не спалил ли колдун свое жилище, решив сжечь траву на заднем дворе. Больше всего меня волновала судьба рюкзака. Ладно одежда, но в нем были телефон с фотоаппаратом, хоть и разряженные, но как же я без них обойдусь дома!
– Черт знает что, – сказал, наконец, Робин.
Я нащупала свое новое чувство. Джей находился в доме и был раздражен не больше обычного.
– Все там в порядке, – сообщила я.
– Знаю… А ты так хорошо его чувствуешь?
– Что тут сложного, он все время раздражен, – пожала плечами я.
– Пойдем, – только вздохнул Робин.
По пути он объяснил:
– Я тоже немного чувствую. Мы в детстве самостоятельно учились магии, как могли. Все, что находили, пробовали применить. Иногда удачно, иногда нет. Из-за этого я только несколько миров вниз и вверх по спирали могу переместиться.
– Спирали? – переспросила я.
– Все миры выстроены в спираль, – непонятно сказал Робин и замолчал, видно, был не в настроении читать мне очередную лекцию.
По дороге он купил в другой пекарне целый пирог и сказал, что завтра мне нужно будет самой сходить на рынок. Я нахмурилась и понадеялась, что дом все-таки сгорел, и меня отпустят домой за ненадобностью – ведь убираться будет негде.
Из трубы вырывался черный дым. Робин отправил меня с пирогом на кухню, а сам поспешил вверх по лестнице. Я заварила чай, как он сказал, и тоже пошла наверх. Можно было воспользоваться ситуацией, чтобы в тишине полежать в кровати, но на второй и третий этаж меня еще не приглашали, и любопытство победило.
Пространство лестничного пролета было широким, просторным, на стене висели две потемневшие картины со скучными пейзажами, на полу между ними стояла пустая ваза. Скамейки не хватает – была бы приемная. Сначала я подергала ручку двери справа, но она была заперта. Тогда я аккуратно приоткрыла дверь слева.
– Эту мог бы и продать, – говорил Робин, подталкивая кочергой коричневую обложку – все, что осталось от внушительного тома.
– Чтобы кто-то начал применять на практике ту чушь, что там написана?
Джей сидел на полу библиотеки и кидал в камин книги из стопки перед ним. Я не могла поверить глазам: помещение было явно больше моей комнаты и кухни, хотя находилось над ними. Ряды полок из темного дерева, уходивших к потолку на два человеческих роста, пара кресел с высокими спинками и столик перед камином, рабочий стол с письменными принадлежностями у балкона и шкаф в углу.
– Заходи уж, – произнес Джей, не отрываясь от книг.
Я поняла, что это относится ко мне, проскользнула в щелку и встала у стены.
– Принеси мне книги с нижней полки, – сказал колдун и махнул куда-то за собой.
Я неохотно отлипла от стены и пожалела, что не осталась внизу. В комнате стояла удушающая жара, а запах дыма перебил библиотечный дух. Книги были тяжелые, в толстых обложках и с желтоватой плотной бумагой, наверное, сделанной вручную. Положив перед колдуном первую стопку, я вернулась к полке, вытащила наугад книгу. На обложке был выдавлен треугольник с заходящим в него снизу ромбом.
– Это не библиотека, а позор, – сообщил Джей. – Сай приносила мне все книги, которые могла достать, и я должен сказать, что магическая наука нашего мира погублена Советом с его запретами. В этих книгах одни фантазии.
Пока Робин таскал книги, а Джей раздраженно листал страницы, я отошла к окну и открыла створку. Свежий ветерок вступил в борьбу с жаром из камина. Я присела на широкий подоконник и открыла книгу. С первой страницы на меня глядела хоть и красиво нарисованная, но жуткая морда. Это был дракон, похожий на китайские рисунки – с широкими ноздрями, удлиненной прямоугольной челюстью, но с человеческими глазами. Зачесалась птичья татуировка – может, почувствовала магические чернила? Я поспешила перевернуть страницу. Текст был не рукописный, напечатанный. Я держала тяжелую книгу одной рукой, а другой листала страницы с непонятными геометрическими схемами, графическими изображениями драконьих частей тела, стрелочками и подписями, колонками текста на непонятном языке, пока не наткнулась на рисунок пятипалой черной лапы с ромбовидными когтями. Рядом с каждым пальцем стояла короткая подпись. Художник изобразил лапу такой натуральной и объемной, что мне на секунду показалось, что она сейчас потянется и вырвет мое часто забившееся сердце.