Вернулся в комнату он только к отбою. Когда он вышел из душа, свет уже не горел, хотя Клык был уверен, что здесь не спят где-то до часу. Оказалось, Фараоны любили спать почти так же, как Дельфины любили говорить.
В темноте он добрался до кровати, с каждым шагом волнуясь всё больше. Но Спичка спал. Из большого кокона-одеяла торчала только одна его босая ступня и доносилось тихое сопение.
Клык залез к себе на кровать, откинул одеяло и пятками скомкал его до самого низа, оставшись в одних трусах на голой простыне. Так жарко, как пару часов назад, уже не было, но липкое чувство какого-то иррационального стыда топило не хуже банной печи.
Заснуть он не мог, так что достал из-под подушки плеер с наушниками и врубил музыку. Рок его всегда убаюкивал не хуже любой колыбельной.
Лишь в половину двенадцатого он решил, что уже достаточно спокоен, чтобы спать. Но вместе со снятыми наушниками обнаружилась одна проблема.
Спичка жалобно стонал во сне.
========== Часть 3: Ночь ==========
«Во сне хитрый демон может пройти сквозь стены,
Дыханье у спящих он умеет похищать.
Бояться не надо, душа моя будет рядом
Твои сновидения до рассвета охранять»
Ария — Потерянный рай
Спичка скулил жалобно, как побитый щенок, иногда прерывисто выдыхая. Клык его не видел, но не требовалось большого воображения, чтобы представить, как ему было плохо.
Когда-то Клыку тоже снились кошмары, и это было ужасно: просыпаться посреди большой темной комнаты липким от пота, с остатками ещё не ушедшего страха вглядываться в предметы, пытаясь вернуть себя в реальность. Ночью это было сложно. Стулья с одеждой казались замаскированными сказочными карликами, забирающими детей, обувь под кроватью походила на затаившегося хищного зверька. А самое страшное — лица соседей по комнате. В темноте они выглядели не человеческими, а какими-то чужими, дьявольскими, либо мёртвыми, сколько Клык не убеждал себя, что это просто игра света.
— Зачем, — прошептал вдруг Спичка и протестующе замычал во сне.
Тут совесть Клыка уже не позволила себя заглушать — завыла волком. Если бы все люди боялись неловкостей, то не было бы героев, а Клык хотел быть героем. В детстве. Может, он и подпортил Спичке жизнь своим появлением, но сейчас бездействовать нельзя. Тем более, он хотел извиниться.
Клык спустился вниз, мягко спрыгнув с последней ступеньки, стеснительно потёр локоть и взглянул на Спичку. Как и всегда, человеческое лицо смотрелось страшно в темноте, даже плачущее, даже если видеть, как его обладатель лежит, обняв коленки в страхе. С чёрными пятнами на месте глаз, с искривлённым ртом… Клык даже немного завис в нерешительности. Нужна ли здесь его помощь? Может, он сделает только хуже?
Но тут произошло следующее: за окном, озаряя дорогу фарами, медленно проехал автомобиль. Наверное, кто-то ночью спутал поворот или ещё чего. Обычно машины сюда не заезжали. Бледно-голубой свет попал в окно, пролился дорожкой по полу, делая различимыми фантики, чьи-то вещи и потёртости на линолеуме, осветил часть ступни Клыка, прыгнул на кровать и, лавируя между толстыми складками одеяла, остановился на лице Спички. В одно мгновение страшное полуночное существо превратилось в испуганного мальчика с двумя блестящими влажными дорожками на бледном лице.
Спичка отвернулся от света, метнулся на другой бок, но Клыку для храбрости было достаточно и этих нескольких секунд. Он подошёл к изголовью кровати, сел на колени и осторожно потрепал рукой сгорбленные плечи.
— Спичка, — прошептал он. — Эй, Спичка.
Как же неуместно звучала кличка. Сейчас Клык почувствовал это особенно остро. Человеку нужно имя, он же не собака какая-нибудь. Но имени Спички он не знал, поэтому оставалось только подчиняться существующим в доме правилам.
От более активного потрясывания Спичка только больше сжался и подполз к стене. Клык неуверенно оглянулся, но все спали, так что он залез на край кровати.
— Спичка-а, — шепотом позвал он. — Это просто сон.
На его тряску не наблюдалось никакой реакции, и, недолго думая, Клык взял его трясущуюся руку и зажал между своих тёплых ладоней.
— Это просто… — начал он, как вдруг Спичка распахнул глаза, и дёрнулся от Клыка назад, тут же ударившись головой о металлическую спинку и, кажется, не обратив на это внимания.
— Это я! — воскликнул Клык, сам испугавшись от неожиданности, и вскинул ладони в воздух. — Это просто я. Оле… То есть, Клык.
Спичка смотрел на него широко раскрытыми от ужаса глазами, быстро бегая взглядом от ног и до головы, пытаясь опознать. Клык почувствовал себя как под прицелом.
— Тебе приснился кошмар, — шепотом повторил он. Попытался успокаивающе, но прозвучало, наверное, как оправдание.
Спичка, наконец, пришел в себя, узнав в черном силуэте знакомого состайника. Его напряженные плечи медленно расслабились, глаза перестали бегать туда-сюда, а дыхание после глубокого выдоха потихоньку начало восстанавливаться.
— Я-я… — протянул он, заикаясь, но тут же зажмурился и схватился за голову.
— Ударился, — подсказал Клык. — Об спинку.
Спичка протестующе замотал головой.
— Нет-нет-нет, я им-мел в виду… Фу-ух, сейчас… М-м-м…
Он машинально потёр ладонью ушибленную макушку и шмыгнул носом.
— Я тебя напугал? — наконец спросил он, открыв глаза. — Я говорил во сне? И-извини, если что… Это бывает… Прости, пожалуйста…
— Да нет! Не надо извиняться, ты чего, — удивился Клык. — Я просто услышал, как ты… ну… стонешь. И решил, что это…
— С-сон плохой.
— Да, — облегчённо выдохнул Клык. — У меня тоже такое было, так что я подумал… Вот. Надо разбудить. Извини, если напугал.
Спичка кивнул и снова шмыгнул носом. Он положил подбородок на сложенные на коленях руки и уставился невидящим взглядом куда-то в складки покрывала. Как будто не замечая Клыка.
— Так… У тебя всё хорошо? — уточнил Клык, думая уже уходить.
— А? — дёрнулся Спичка. — Да… Да-да, спасибо тебе. Я посижу немного, и снова спать лягу.
— Ага. Я тогда пойду к себе. Ну в смысле…
Он кивнул вверх, имея в виду свою койку. Спичка медленно перевёл взгляд наверх и что-то его там развеселило, потому что в голосе появилась улыбка:
— Ну иди.
Клык встал и ловко забрался на свою кровать, чувствуя в груди странное волнение — уже не такое как раньше, более приятное.
Он снова не мог заснуть, но плеер уже разрядился: Клык прослушал его вчера всю дорогу сюда и два раза перед сном. Пауэрбанк тоже был разряжен. Вздохнув, Клык спрятал свои временно бесполезные сокровища обратно под подушку. Минут пять он прожигал глазами потолок с облупившейся побелкой. Пятно серого потолка на ее месте походило на руку с длинными когтями.
Тут снизу послышалось тихое шуршание бумаги.
Клык свесил голову вниз.
— Ты тоже не спишь? — прошептал он в темноту.
Ему никто не ответил, но было слышно, как Спичка что-то делает со своим альбомом. Клык уже хотел снова лечь спать, как вдруг услышал тихий, явно подавленный всхлип.
Он знал, что делать, если кого-то бьют (бить в ответ). Примерно знал, как поступить с человеком во время кошмара (будить, а дальше как получится). Но чего Клык не представлял совершенно — это как успокоить человека, если тот плачет, особенно, если этот человек —
мальчишка.
Сам Клык не плакал никогда, сколько себя помнил. Может, в детстве только. Однако, если бы так случилось, что кто-то довел его до слёз…
Он попытался представить, что делать в такой ситуации, но проблема была уже в том, что он не помнил, как это — плакать. Когда ему было плохо, он много злился и уходил куда-нибудь, где мог побыть один. Пинал там что-нибудь, щёлкал зажигалкой, потом появилась привычка курить. Наверное, четырнадцать — не самый лучший возраст для этого, но в его окружении были и более ранние курильщики. Плохие привычки вообще неплохо успокаивали нервы.