Клык снял брюки со спинки кровати и пошарился в карманах. В мятой упаковке с «раком гортани» оставалось ещё четыре сигареты.
— Хочешь покурить? — спросил Клык чуть громче обычного, свесившись вниз с сигаретой в руках.
Он не был уверен, что это поможет, но других вариантов в голову не пришло.
Спичка ответил не сразу, видимо, пытаясь совладать с голосом и создать видимость спокойствия. В итоге, всё равно продрожал:
— Я н-не курю.
— Чё, совсем? Бли-ин.
Клык убрал сигарету в упаковку, добавив на всякий случай, что ему не жалко, но Спичка правда оказался некурящим.
— А ты не будешь? — поинтересовался он сипло, спустя пару секунд. — Я бы прошёлся просто так. А один по Дому ходить не люблю.
Курить не хотелось, но от предложения Спички пройтись вместе всё внутри подпрыгнуло. Клык чувствовал себя ответственным за слухи про них, и любую доброжелательность в свою сторону воспринимал с большим облегчением.
— Давай, — быстро ответил он и спрыгнул вниз.
Спичка подождал, пока он натянет на себя джинсы с толстовкой. Сам он спал в длинной, почти по колено футболке белого цвета. Она была сшита по какому-то великанскому размеру, и широкий ворот, если сдвинуть вбок, мог обнажить его худое плечо. Он надел только тапочки. Клыку к Дому было ещё привыкать и привыкать, чтобы вот так вот выйти в коридор в чём спал.
— Ты где куришь? — спросил Спичка.
— В туалете.
— Лучше на крыльцо выйти. В туалете могут учуять, что накурено, и если Фазаны или некоторые из Мышей — настучат.
Спичка пошел в противоположную сторону и вдруг остановился.
— Хотя нет. Пошли сначала в туалет, я умоюсь. Ты не против?
Клык не успел ответить, как тот развернулся. Даже удивительно было видеть его (тихого, заплаканного) командующим.
В туалете Спичка высморкался, умылся, причесал волосы мокрыми пальцами и посмотрел на себя в зеркало. Справа от раковины было узкое окно, которое поддувало зимой и никогда не открывалось, но зато освещало лица полуночников.
— Клык, — сказал он тихо, — Можно спросить?
— Что?
— О чём я говорил во сне?
Клык постарался вспомнить.
— Вроде ничего такого… Спросил только: «Зачем», но что зачем, я не понял.
— Ага, — выдохнул Спичка. — Это хорошо.
Он постоял немного, пристально вглядываясь себе в глаза, и лишь спустя несколько секунд внезапно повернулся к Клыку.
— Ну что, пошли курить?
— Пошли, — протянул Клык, не переставая удивляться переменам, которые происходили со Спичкой. Он уже засомневался, тот ли самый Спичка полчаса назад скулил во сне.
На крыльце он был всего раз. У Дома их было два: одно выходило в закрытый двор, другое — на улицу. Они вышли во двор.
Здесь пахло свежим ночным воздухом, светила луна, комары стайкой летали вокруг фонаря. Ночью двор не было видно полностью, дальние деревья утопали в темноте и белёсом тумане. Вдалеке выла собака.
Спичка подошёл к самому краю и свесил ноги вниз, повиснув руками на перекладине перил.
Олег достал сигарету и хотел отойти подальше, чтоб не мешать, но тот его позвал.
— Иди сюда. Клык.
Как заворожённый, Клык подошёл и устроился рядом. Сигарета осталась незажженной.
— Ты курить будешь?
— А… Я зажигалку в комнате оставил.
Спичка молча залез в карман и протянул ему свою. Пришлось курить.
Ему наконец выдался случай получше рассмотреть изменения, произошедшие в Спичке. Первое, и самое бросающееся в глаза: осанка. Обычно зажатый, сейчас он держался, расправив плечи и приподняв подбородок. Почти гордо. Словно хозяин Дома. Он больше не прятал взгляд, не пытался закрыться, и смотрел свысока, но не так, как Фараоны. Фараоны выглядели нелепо в своих попытках быть выше других, вытягивали шеи, прикрывали глаза, ухмылялись. Спичка же смотрел как птица, парящая над другими, свободная и независимая. Былая слабость превратилась в лёгкость, зашуганность — в спокойную уверенность. Тощие очертания внезапно стали изящными, а скованные движения приобрели плавность. Он был красивым и с утра, но теперь, ночью, им было невозможно не восхищаться. Даже с подпухшими глазами.
— Часто ты ночью гуляешь? — спросил Клык, выдыхая дым.
— Нет. Очень давно не гулял.
— А почему?
Спичка посмотрел на него серьёзно.
— Это так важно?
— Просто интересно.
— Тогда я не буду отвечать. Спроси что-нибудь другое.
Клык вдруг осознал, что впервые за два дня ему не запрещают задавать вопросы. Внезапно столкнувшийся с возможностью узнать всё, что его интересовало, он почувствовал себя ребёнком в конфетном магазине.
Спичка с интересом наблюдал за его размышлениями.
— Тебе часто снятся кошмары? — он решил остановиться на самом очевидном.
— Бывает, что снятся. Бывает, что нет. Я привык.
— И… Что ты обычно делаешь?
— Просыпаюсь. Просто чуть позже, чем сейчас.
— Ага…
Клык затянулся, вспоминая, что ещё его интересовало в последние дни. На ум, как назло, ничего не приходило.
— Ты всегда рисуешь? Всё свободное время?
— Я рисую только когда чувствую себя нехорошо. Как сегодня ночью.
— И в тот день, когда я приехал? И когда из столовой пришёл?
— Да. Тогда тоже было плохо, но по-другому.
— Часто тебе… Часто ты рисуешь?
Спичка улыбнулся краешком рта.
— Давай не про меня.
Клык как раз хотел спросить, почему днём он совсем другой, нежели ночью, и пожалел, что не додумался раньше.
— Почему здесь всё такое странное? — спросил он наконец, объединив в этой фразе большинство своих вопросов.
— Что ты имеешь в виду?
— Да всё. Нельзя задавать вопросы, узнавать имена, надписи на стенах, какие-то нелепые правила, стаи…
Спичка посмотрел вдаль и задумчиво приложил палец к губам. Он выглядел так, словно сошел с какой-нибудь картины. Клыку пришлось приложить немало усилий чтоб не пялиться на него. Уже который раз.
— Читал «Алису в стране чудес»?
— Эм-м… Я смотрел мультик.
— Тоже сойдёт. Нормальных людей не бывает. Все мы по-своему ненормальны, и это нормально. Помнишь?
— Ты мне, конечно, очень помог, — фыркнул Клык.
Спичка даже не улыбнулся.
— А что именно ты не понимаешь?
— Да хотя бы… Правило это, «не ходи ночью по коридору со стороны двора». Почему? Откуда оно вообще взялось?
— А в твоём старом детдоме не было правил?
— Были, но не такие. Нормальные.
— Например?
В голосе Спички звучала искренняя заинтересованность. Клык постарался привести самое естественное, что можно было придумать.
— Например, не засовывать пальцы в розетку.
— А почему?
— Что «почему»?
— Почему нельзя?
«Ты прикалываешься что ли» — хотел спросить Клык, но на него смотрели такие честные глаза, что он промямлил:
— Потому что… Ну… Током ударит.
— И что?
— Как что? Умрёшь, вот что. Или сильно пострадаешь.
Спичка вдруг улыбнулся.
— Вот видишь. Поэтому нельзя и по коридору ходить. Все правила направлены на одно: чтобы ты не умер и не пострадал.
Глядя на лицо Клыка, Спичка чуть ли не засмеялся.
— Чё ты ржёшь, я серьёзно же спрашивал! — возмутился Клык. — Я думал, ты правда ответишь, а ты…
— Я ответил. Я же не виноват. В каждом доме свои правила, у нас вот такие. Некоторым, кстати, вообще всю ночь нельзя по коридорам ходить.
— Поч… А кому, например? — поправился Клык.
— Мне.
— Так ты же ходишь.
— Только сегодня. Сегодня можно.
Клык промолчал, но Спичка всё понял, и ответил, даже без усмешки:
— Потому что поругался кое с кем.
— С кем?
— Мы же договорились не спрашивать про меня.
Клык вздохнул. Сигарета кончилась, почти невыкуренная.