— Теперь вспомнила… — полуутвердительно проговорил Антипов.
— Теперь вспомнила… — повторила Маша.
— Что ж, цыганка как в воду смотрела… — со вздохом пробормотал Антипов. — Одно только наврала… горе я тебе не приносил…
— Николай… — Маша остановилась. Остановился и Антипов. Она заглянула ему в глаза. — Не будем об этом. Улыбнитесь лучше, Николай… Пожалуйста… Только мне, можно?
Антипов смущенно улыбнулся, взял ее руки в свои, будто хотел согреть, поцеловал осторожно озябшие пальцы, проговорил:
— Разве это горе? Это просто жизнь, Маша… Такая жизнь… Ты счастливая, и мужчины тебя любят, и дети тебе смеются… Но один самый красивый… только хромает немного… самый умный, Николаем зовут, не заметишь — мимо счастья своего пройдешь.
— Врешь, цыганка, все врешь! — Маша засмеялась, вырвала руку и побежала вперед.
Антипов ринулся за ней. За штакетниками и глинобитными дувалами улица кончалась. У железнодорожного моста, где тускло светил фонарь, начинался овраг, через него узкая утоптанная дорожка вела к баракам. Маша первая вбежала на мост, оглянулась назад, на бегущего за ней Антипова, и тут громко ударил выстрел.
Что-то толкнуло Машу в спину, и она сначала не поняла, что это. Потом стало горячо-горячо. Она с удивлением обернулась и увидела, как из-за груды ящиков метнулась черная человеческая тень.
— Что это?.. Коля… Что это? — Она сделала два неверных шага, и земля поплыла у нее из-под ног.
— Маша! — закричал Антипов, вбегая на мост. — Что с тобой, Маша?
Он приподнял ее за плечи, усадил.
— Стреляли… кажется… — Она слабо улыбнулась.
Он отдернул руку от ее спины и увидел на ладони кровь.
— Маша… Маша! — Он поднял ее на руки и вынес из-под моста, положил на свет фонаря.
Серые большие глаза Маши неподвижно смотрели в небо.
— Маша, ты что? Подожди… ты что?! — Он тормошил ее, гладил по лицу, по рассыпавшимся волосам.
Из-за груды ящиков показалась черная фигура, медленно двинулась к фонарю, к Антипову и Маше, лежащей на снегу. Свет фонаря все больше освещал человека, и наконец можно было увидеть, что это Витька Парадников. В опущенной руке он держал самопал. Тот самый, из которого когда-то не смог выстрелить в беспризорников. Витька подходил все ближе и ближе, и глаза у него становились все огромнее и чернее. Вот он выронил самопал… и Антипов вздрогнул и обернулся. Несколько секунд они смотрели друг на друга.
— Я в нее попал? — свистящим шепотом спросил Витька. — Я же в тебя хотел… А я — в нее? Я же думал, что это ты…
Антипов не ответил и даже не взглянул на него. С большим трудом поднял отяжелевшее тело Маши на руки, встал и медленно пошел по утоптанной тропинке к баракам с длинным рядом освещенных окон. Витька издал какой-то странный звук, догнал их и загородил дорогу:
— Маша! — Он старался заглянуть в запрокинутое лицо. — Я не хотел в тебя! Я не знал, что это ты, Маша! — Он закричал, сжал кулаки. — Я в него хотел!!
— Уйди… — сквозь зубы процедил Антипов и двинулся дальше по дороге, сильно припадая на хромую ногу.
Витька обессиленно опустился на снег, стащил с головы кепку и утер ею лицо. Глаза бессмысленно блуждали вокруг, губы кривились:
— Маша… Маруся… что ж я наделал, а? Ох, мама… маманечка, что я наделал… — Вдруг он вскочил и бросился назад, к мосту.
Подбежал, схватил со снега самопал. Рука нашарила в кармане пальто патрон. Дрожащие пальцы долго втискивали патрон в затвор, и губы бессвязно бормотали:
— Щас, Маша, щас… Ты простишь меня, Маруся… Щас, щас…
Витька расстегнул пальто и приставил ствол самопала к сердцу. Ствол был коротким, и рука свободно дотягивалась до спускового крючка. На тыльной стороне, между большим и указательным пальцами, была видна татуировка: «Маша». Большие синие буквы.
Витька посмотрел в черное, мерцающее россыпью голубых звезд небо, вновь прошептал:
— Прости, Маша… я не хотел…
Пламя и свинец сильно ударили его в грудь, и он упал навзничь, выронив из руки самопал.
Быть может, в последние секунды своей жизни он вдруг увидел совсем другое небо — весеннее, радостное, с грудами белоснежных облаков. И стая голубей рвалась к этим облакам. Ах, какие прекрасные были эти голуби! Какие свободные и счастливые!
…Антипов быстро шел по больничному коридору, держа на руке маленького Игорька, а другой рукой придерживал наброшенный на плечи халат. Вдоль окон плотно друг к другу стояли кровати, на которых лежали раненые. Двери в палаты раскрыты, и там все пространство тоже густо уставлено койками. Пожилая медсестра шла впереди и наконец остановилась перед раскрытой дверью в последнюю палату, показала Антипову: