— Во-он она… у окошка лежит, видать?
Антипов потоптался у порога, и взгляды женщин, находившихся в палате, устремились на него вопросительно и выжидающе.
Тогда Антипов двинулся вперед, осторожно лавируя между кроватями.
Маша лежала на спине. Глаза закрыты, бескровное лицо осунулось. Серое солдатское одеяло закрывало ее почти до подбородка.
Антипов молча смотрел на нее, проглотил ком в горле, крепче прижал к себе малыша. Маша почувствовала их присутствие и медленно открыла глаза.
— Игоречек… — проговорила она хриплым, чужим голосом. — Игоречек…
Антипов наклонился над кроватью, чтобы малыш оказался поближе к матери, и она протянула к нему руку, погладила по головке, опять слабо улыбнулась.
— Скажи, Игорек… — проговорил Антипов, — мама, скорей поправляйся…
— Мама… — прошептал малыш. — Мама… к маме хочу… — и захныкал, протягивая ручонки к матери.
Антипов разогнулся, стал его качать, успокаивая.
— Коля… — вновь тихим, хриплым голосом позвала Маша.
Антипов перестал качать Игорька, вопросительно смотрел на Машу.
— Витьку… не надо… пожалейте его, Коля… Он не виноват…
— Он сам пришел и во всем сознался, Маша… — негромко ответил Антипов. — В ту же ночь.
Глаза у Маши расширились, черная боль всплыла в них.
— Витька… бедный Витька…
…Весной она поправилась и уезжала к своим подругам в Алма-Ату. Антипов провожал их. Погрузил в вагон нехитрые пожитки, потом подхватил на руки Игорька и тоже унес в вагон. Расцеловал в обе щеки, пробормотал:
— Расти большой, брат, люби маму, — посадил малыша на скамью у окна и вышел.
Маша стояла на деревянном перроне, рука у нее была на перевязи. Она с улыбкой взглянула на Антипова. Он стоял в двух шагах, у самого вагона, в углу рта закушена папироса, окоченевшие глаза, черные, почти безумные, устремлены на нее.
А мимо торопились люди с узлами и корзинами, грузились в вагоны, переругивались.
— Быстрее давай, мешочники чертовы! — кричала проводница. — Сейчас отправляемся! Разъездились туда-сюда, спасу нету!
Маша попрощалась с Керимом. Он осторожно обнял ее и поцеловал в щеку, еще раз сказал:
— Обязательно пиши…
Он резко отвернулся, быстрыми шагами пошел к вокзалу.
Маша шагнула к вагону и взялась за поручень. Длинно, натужно прокричал паровоз. Антипов вдруг рванулся к ней, схватил за руку, потом обнял за плечи, притянул к себе, стал жадно целовать глаза, щеки, губы и заговорил с силой, обжигая словами и самим своим дыханием:
— Останься, Маша… родная моя, любимая… Маша! Мария! Останься! Сдохну я без тебя, Маша! Как собака…
И сильный, мужественный мужчина вдруг заплакал и не стеснялся своих слез. Они текли по щекам, он пытался улыбнуться, губы дрожали и кривились, а слезы все текли.
— Коленька, родной, прости меня… не могу… прости… Так лучше будет, Коля, так лучше…
Проводница стояла в тамбуре, тоже все слышала и видела, смотрела с любопытством и сочувствием и грубовато заталкивала в вагонный коридор пассажиров, пытавшихся выглянуть в тамбур.
Вдалеке, у водокачки, стояла тетя Даша, мать Витьки. В черном платье, в черном платке. Стояла, невидимая для Маши и Антипова, скорбно глядя перед собой.
По перрону еще бежали какие-то старухи с узлами на спинах, торопился одноногий инвалид, громко стуча по доскам костылями. Поезд тронулся с ржавым визгом. Лязгнули буфера. Двинулся со скрипом вагон.
Маша стояла на нижней ступеньке, тоже плакала и улыбалась:
— Прости, Коля… прости…
Поезд уходил все дальше и дальше. Антипов стоял, сжав кулаки, и смотрел, как удалялась ее фигурка, становилась все меньше и меньше.
С быстрым частым перестуком проскакивали мимо вагоны и теплушки.
Из одного донеслись звуки гармоники, какая-то залихватская мелодия. И так же неожиданно оборвалась…
Поезд прогрохотал, и навалилась кромешная тишина. Антипов, согнувшись, старался прикурить папиросу, но ветер гасил спички, и он чиркал снова и снова.
Операция «С Новым годом (Проверка на дорогах)
(По повести Юрия Германа)
…Мокрое от дождя лицо мужика, угрюмо и настороженно смотрящего куда-то перед собой. Он одет в драную телогрейку, на плечах и из рукава торчат клочья ваты.
Лицо второго мужика худое и озлобленное. Нос у мужика разбит, на нательной рубахе следы крови. Мужик смотрит в ту же сторону, что и первый. Потом он запрокидывает голову, втягивает воздух разбитым носом, прижимая к нему кисть руки.