— Дяденька, продайте одну! — просила девушка и улыбалась.
У Степана Егорыча взмокла спина.
Из метро он выбрался, когда было уже совсем темно и прохожих на улице сильно поубавилось.
…Позади Виктора и Потепалова кто-то закурил, пыхнул густым облаком дыма. Потепалов потянул носом, сказал:
— «Честерфильд»… — Подумал, добавил: — Или «Мальборо»… Вкусные сигареты…
— Ты куришь? — удивился Виктор.
— А что? Я теперь — все, кончился… Буду птенцов боксу обучать. Квартира есть, «Москвича» в прошлом году купил…
Ровно гудел самолет. В иллюминатор было видно море облаков, ватных, всклокоченных, а выше, в хрустальной, бледной синеве, плавали белые горы, замки и крепости. И солнечные иглы пронизывали эти сооружения.
Потепалов посмотрел в иллюминатор, вздохнул:
— Сколько стран объехал… А что видел? Самолет, аэродром и ринг. И все дела… У ребят-футболистов спрашивал — то же самое: самолет, аэродром, гостиница и футбольное поле… и все дела…
Виктор смотрел на этого большого, грузного человека и помимо своей воли проникался к нему симпатией.
— Думаешь, больше выступать не сможешь? — с сочувствием спросил Виктор.
— Почему? Смогу. Только зачем?
Виктор помолчал:
— Думаешь, детей обучать легче?
— Кому-то надо их обучать? А я люблю детей. — Потепалов улыбнулся. — У меня две дочки… Знаешь какие шустряги? А ты женат?
— Собираюсь…
— Счастливое время переживаешь… Дальше похуже будет, а вот до свадьбы… — И Потепалов мечтательно закатил кверху глаза.
— А после свадьбы? — спросил Виктор.
— После свадьбы жизнь начинается… обыкновенная жизнь… Заботы, хозяйство… жена зарплату отбирает… Раньше я денег никогда не жалел, в долг давал и обратно не спрашивал, а теперь в каждой копейке отчет дай… Генка Чернышев до сих пор мне полсотни должен, а я от жены скрываю… Узнает, загрызет…
— Ты любишь ее?
— Как это? — не понял вопроса Потепалов.
— Ну… — Виктор не мог найти подходящего слова, прищелкнул пальцами. — Ну, ты с ума по ней сходишь?
— Зачем? — вполне резонно ответил Потепалов. — Я с ума схожу, когда она меня пилить начинает.
— За что?
— Ну, что чемпионом так и не стал… Чемпион СССР — это для нее пустой звук. Я ей говорю: «Дура, ты подумай, в СССР живет двести сорок миллионов и я среди них — лучший боксер, разве это плохо?» А она мне: «А в Европе — второй!»
Виктор коротко рассмеялся.
Подошел Станислав Александрович, потрепал Виктора по плечу, спросил с улыбкой:
— Ну, как вы тут?
— Вашими молитвами, Станислав Александрович, — за Виктора ответил Потепалов.
— Скоро Москва… — сказал Станислав Александрович и пошел дальше.
— Приму душ, переоденусь, созову друзей… — мечтательно проговорил Потепалов. — Неделю отдыхать буду… Целую неделю… — И оттого, что открывалась такая обворожительная перспектива, Потепалов улыбнулся, посмотрел на Виктора:
— Чего такой мрачный? Хочешь, со мной поедем, с женой познакомлю, дочек покажу…
Виктор молчал, о чем-то думал. В центральном салоне ребята играли в «дурачка». Время от времени оттуда доносились взрывы хохота.
В просвет между раздвинутыми шторами было видно, как Генка Чернышев разговаривал со стюардессой. Он что-то ей рассказывал с самым серьезным видом, а она смеялась и курила длинную сигарету с фильтром.
— Николай Иваныч? — вдруг решился спросить Виктор. — Ты все отборочные бои перед чемпионатом видел?
— Где?
— Ну, в Москве?
— Видел… — Потепалов внимательно посмотрел на Виктора и тут же отвернулся.
А Виктор опять спросил, глядя в иллюминатор:
— Мой бой с Лыжниковым видел?
— Ну?
— Я правильно работал? — спросил Виктор и замер, ожидая ответа.
Потепалов молчал, вдруг повернулся к сидевшему сзади «мухе» Каштанову.
— Вадим, это Рыбинское водохранилище?
— Вроде бы, — ответил Каштанов. — Подлетаем…
— Я правильно работал? — упрямо повторил свой вопрос Виктор.
— Ладно, Витюша, чего старое вспоминать, — вздохнул Потепалов. — Чемпионат ты выиграл. Значит, доказал… Победителей не судят…
— Я правильно работал или нет, можешь ты ответить?! — повысив голос, в третий раз спросил Виктор. Лицо стало злым.
— Нечестно работал, — после долгого молчания ответил Потепалов.
— Что значит — нечестно?
— Нечестно — это и значит нечестно. — В голосе Потепалова вновь промелькнула отчужденность.