— Здравствуйте, мальчики. — Голос у Костиной мамы был глубокий и бархатный. — Как вас зовут?
— Богдан… — сказал Володя, прикрывая сумкой заплатки на коленях.
— Роба… — сказал Робка.
— Что это за имя — Роба? — удивилась мать. — Роба — это, кажется, матросская одежда?
— Имя такое… Роба… Роберт…
— Ах, Роберт, — милостиво улыбнулась Костина мама. — Совсем другое дело. Ну что ж, Костик, угощай друзей чаем.
В квартире, огромной и светлой, были и гостиная, и кабинет Костиного отца, и спальня, и отдельная для Кости комната, и просторная белая кухня. Посреди гостиной — большой круглый стол под белой скатертью, на котором красовались синие чашки и большой, с синими цветами, фарфоровый чайник.
Все это выглядело торжественно. Еще стояла хрустальная ваза, полная конфет в разноцветных обертках, и большой пышный белый торт посередине, уже нарезанный на куски.
В молчании расселись за столом. Богдан боялся положить руки на белоснежную скатерть и держал их под столом. Костина мама разлила чай по чашкам, положила каждому на тарелку по куску торта.
— А меня зовут Елена Александровна, — улыбнулась она.
— Мам, включи телевизор, — попросил Костя.
И тут произошло чудо. Елена Александровна подошла к большому, полированного дерева, ящику, стоявшему на тумбочке, отодвинула матерчатую шторку и нажала какую-то кнопку. Засветился маленький прямоугольничек. Перед ним была укреплена квадратная линза, наполненная водой. Это линза в два раза увеличивала светящийся прямоугольник, хотя несколько и искривляла его. Елена Александровна повертела какие-то ручки, полосы на экране исчезли, и… появились живые маленькие люди, и раздались голоса. Передавали какой-то спектакль.
Ребята, вытянув шеи, ошеломленно смотрели на экран, забыр про угощение.
— Это «Анну Каренину» передают из МХАТа, — сказала мать Кости.
Ребята были поглощены зрелищем. Елена Александровна снисходительно улыбнулась и ушла. Увидев, что она ушла, Богдан начал жадно есть ложкой торт, прихлебывая из чашки чай, и краем глаза косился на светящийся экран.
— Че-то я не пойму, как это передается? — спросил Робка. — Радио — это понятно, а это как?
— Спроси чего-нибудь полегче, — ответил Костя. — Техника на грани фантастики.
А Богдан, съев торт, стал потихоньку брать из вазы по одной-две конфеты и прятать в карман суконной куртки с вельветовой вставкой на груди. Он не видел, что Елена Александровна уже давно стоит в дверях и с еле заметной улыбкой наблюдает за ним. Костя и Робка к угощению так и не притронулись.
— Что ж вы не едите, ребята? Чай давно остыл. — Она подошла к столу, погладила Богдана по голове: — Ешь на здоровье, зачем ты в карман прячешь? Я тебе сама с собой всего дам…
Богдан вскочил как ужаленный, лицо залила краска:
— Я не брал… я сестренкам хотел… я… — Он сорвался с места, едва не опрокинув тяжелый, с резной спинкой, стул.
В прихожей Богдан схватил полевую сумку, с трудом открыл дверь и выскочил на лестничную площадку.
— Странный какой паренек, — пожала плечами Елена Александровна. — Я совсем не хотела его обидеть…
— «Не хотела», «не хотела»! — капризно закричал Костя. — Вечно ты!
Робка тоже встал, проговорил хрипло:
— Спасибо… мне тоже нужно…
…Место это называлось «Церковка». Находилось оно позади массива темно-серых десятиэтажных домов, недалеко от набережной Москвы-реки. Здесь, в окружении стареньких двух-трехэтажных домов находилась полуразрушенная церковь с приземистыми пристройками. Повсюду высились груды битого кирпича и щебня. Если забраться по шатким деревянным переходам на колокольню, открывался вид на Москву-реку и на дома на противоположной стороне — целое нагромождение домов, скопище огней. Среди всей этой мешанины стен и крыш выделялся дом Пашкова на холме — теперь Библиотека имени Ленина.
Здесь и нашел Володьку Богдана Робка. Он сидел на груде щебня и задумчиво смотрел в пространство.
— Че не отзываешься? — сердито спросил Робка. — Я его зову!
— Слушай, кто отец у Кота? — спросил после паузы Богдан.
— Конструктор какой-то… его на ЗИМе личный шофер возит. С охранником.
— Врешь!
— Гадом буду, сам видел.
— Важная шишка, значит… — вздохнул Богдан. — За таким папашкой, как за каменной стеной… — Богдан поднялся, вдруг вынул из куртки полную горсть конфет, неожиданно улыбнулся: