- Спасибо, Магда, за Рождественский подарок.
- Пожалуйста, Бамби. - Она похлопала по пуфику, и он снова сел рядом с ней, по-прежнему сжимая в руках фотографию.
- Могу я ее сохранить? - спросил он.
- Она твоя, но пусть она будет здесь, в доме. Ради твоего же блага, дорогой. - Она похлопала его по колену, и он позволил, его горе из-за давно утраченной любви превратило его в ребенка. Он положил голову ей на плечо, и она поцеловала его в макушку. - Не думаешь, что она должна остаться у меня?
Он глубоко вдохнул и кивнул.
- Но ты можешь навещать меня в любое время, - ответила она. - Можешь оставить у себя ключ от моего дома.
Он снова кивнул и выпрямился, словно вспомнил, что он взрослый мужчина и не должен так себя вести. Бедное дитя, по напряжению в его челюсти она могла сказать, что он хотел плакать, но его гордость не позволила бы.
- Он курит, - сказал он. - Он не должен курить.
Магдалена впервые заметила, что молодой человек на фотографии, Кингсли Маркуса, держал сигарету между двумя пальцами правой руки. Похоже на «Голуаз» - завтрак солдата. Она солгала Маркусу, не ново, она постоянно лгала ему. Она солгала, когда заявила, что не знает, чем занимается Кингсли. Два года назад Кингсли Теофиль Буансонье присоединился к французскому Иностранному легиону, поэтому его так сложно было выследить, так как Легион постоянно менял место дислокации. Поэтому он остриг волосы. И именно поэтому она не сказала Маркусу, чем занимается Кингсли. Узнай, что Кингсли вступил во французскую армию, Маркус едва ли нашел бы покой, который так искал.
- Он француз. Конечно же, он курит. Я курю.
- Вы не Кингсли.
- Значит, могу заработать рак легкий, а он нет?
- Я бы никогда не разрешил ему курить. Я бы отказывался его целовать. Из-за этого он бы бросил.
- Ах... первая любовь. Приказывать своему любовнику, чтобы тот что-то изменил в себе, лишь бы удовлетворить свое желание. Это мило, когда ты подросток. Но не настолько, когда становишься старше. Но что ты знаешь об этом? Ты больше никогда не влюбишься, верно?
- Нет, не влюблюсь.
Магдалена улыбнулась про себя, но не стала его дразнить. На сегодня достаточно.
- Ты прав, он, правда, очень красивый молодой человек, - сказала Магдалена, смотря на фотографию. - Поразительные черты лица. Аккуратный греческий нос. И эти губы... я бы кусала нижнюю губу, пока она не выглядела так, будто ее ужалили.
- Я кусал эти губы. Не сильно. Я не мог оставлять следы там, где их могли видеть другие. Или пытался не оставлять. Несколько раз не получилось.
- Специально?
- Нет. Не думаю.
- Но ты не уверен?
Он покачал головой.
- Ну... ответила она. - У меня было много клиентов, которые «случайно специально» приходили с помадой на воротнике рубашки домой к жене, с подсознательной надеждой, что их поймают.
- Все было не так. Все ученики в школе боялись меня, - сказал он. - И признаю, я культивировал этот страх. Мне не нравилось это, но так было лучше, так они держались от меня подальше. Ради их же блага и моего. Но с Кингсли... он любил меня. Я хотел, чтобы все знали, что кто-то может меня любить. И что я могу любить. Не думаю, что они бы поверили, даже если бы Кингсли прокричал это с крыши. Они уже сложили обо мне мнение. Только Кингсли видел меня настоящим, а не тем, кем я хотел казаться.
- Это, должно быть, сводило тебя с ума - быть не таким, как все, смотреть, как рушатся твои стены.
- Я хотел задушить его за то, что преследовал меня, а не по обычной причине, из-за которой я душу кого-то. Хотя... - Он замолчал и улыбнулся, вспоминая что-то темное и что-то прекрасное. - Клянусь, я делал все, что мог, чтобы отговорить его. Я почти сломал ему запястья, когда он в первый раз поцеловал меня. Он целовал меня без разрешения, и я толкнул его на кровать, удерживал за запястья. Я услышал один щелчок. Это...
- Это возбудило его.
- Да. Я видел это в его глазах. Он чуть не кончил. Я понял, что нашел такого же, как я. Единственного.
- Их больше чем один.
- Кингли всегда будет единственным.
- В мире больше, чем один мазохист. Поверь мне. В моей картотеке их большинство.
- Я знаю, что они есть. Знаю...
Он склонил голову, словно в молитве.
- Ты снова увидишься с ним.
- Еще одно ваше пророчество? Вы знаете, что во Второзаконии нам приказано убивать лжепророков.
- Не пророчество. Я просто знаю, что ты снова увидишь его. Где-нибудь, когда-нибудь...
- Хочется в это верить. И все же, я не хочу.
- Любовь терпелива, - напомнила она ему. - Иди сюда, закончи играть для меня.
- Если смогу.
- Почему нет?
Маркус вытянул руки перед собой. Они тряслись. Она знала, что он испытывал, слишком хорошо знала.