- Честь? Причастить хозяйку борделя? Женщину, которая, не раскаиваясь, продает себя?
- В родословной Христа есть четыре женщины - его прабабушки, так сказать. Тамара, которая притворилась проституткой, чтобы соблазнить своего тестя; Раав блудница, которая приютила и помогла шпионам Иисуса Навина; Руфь, которая соблазнила Вооза; и Вирсавия, которая прелюбодействовала с царем Давидом. Христос называл духовенство лицемерами, но обедал с проститутками. Вам бы он понравился больше, чем я. Более того, Христос полюбил бы вас еще больше, чем вы его. Я уверен. Мне больно и унизительно говорить, но это правда - вы ближе к Богу в своем борделе, чем я в церкви. В конце концов, Иисус испытывал нежнейшие чувства к женщине по имени Магдалена.
Она вздохнула.
Тяжело.
- Вы хорошо просите, - сказала она.
- Я иезуит. Нас учат просить. Обычно денег у богатых покровителей, но это умение можно использовать везде.
- Скажите, почему на ваших пальцах мозоли. Кажется подозрительным для священника.
Его брови дрогнули в замешательстве. - Я играю на гитаре. Электронной. Он вам этого не говорил?
- Нет.
- Я заставляю его играть со мной.
- И что вы заставляете его играть?
- Две недели назад мы сыграли дуэтом Pink Floyd ‘Shine On You Crazy Diamond.’ Если смогу найти The Who’s ‘Tommy’ она будет нашей следующей.
- Вы шутите.
- Не шутит, - ответил Маркус. - Он заставляет меня играть безвкусную рок-музыку с ним, в обмен на его разрешение играть то, что я хочу на школьном фортепиано. Это не мой стиль и не моя сильная сторона.
- Он слишком скромен, - сказал отец Баллард. - Парень может гастролировать с Клэптоном, клянусь. Хотя я с блюзом не особо дружу.
Она хотела улыбнуться, но сдержалась. Вместо этого она властно взмахнула рукой, как королева.
- Вы можете остаться.
Он поднялся на ноги скорее смиренно, чем изящно, остановившись, чтобы погладить Мышши по голове.
- Вы окажете мне честь? - спросил отец Баллард. - И я почту это за честь, правда.
- Я... - она начала и замялась. Она вдохнула, успокаивась, и прижала ладонь к груди. - Признаюсь, мне не хватало Всенощной. Мама всегда брала меня на каждую Рождественскую мессу, пока я не сбежала. Ей бы это понравилось.
- А вам бы понравилось? - спросил отец Баллард. - Я уйду прямо сейчас, если вы не хотите меня здесь видеть.
- Я бы хотела, чтобы вы остались. Думаю, вам стоит выслушать мою исповедь и отпустить грехи до моего причастия.
- Дорогая, церковь нагрешила перед вами гораздо больше, чем вы перед ней. Нам нужно ваше прощение. Но вам не нужно наше.
Она тяжело сглотнула и повернулась к Маркусу, который подошел к ней.
- Неудивительно, что ты превращаешься в человека, - сказала она Маркусу. - Он хорошо на тебя влияет.
Маркус наклонился поцеловать ее в щеку.
- Вы хорошо на меня влияете, - ответил он.
Все были прощены.
- Уже полночь, - сказал отец Баллард. - Начнем?
- Да, начнем. - Она посмотрела через плечо на Маркуса.
- Английский или итальянский? - спросил у нее отец Баллард.
- Я старше, чем выгляжу, - ответила она. - Можете прочитать на латыни? Пожалуйста?
- Dóminus vobíscum, - ответил отец Баллард.
- Et cum spíritu tuo, - ответила она, два слова слетели с ее губ моментально, словно слова старой песни, которую она годами не слышала, но так и не забыла.
Отец Баллард достал из своей сумки золотую чашу и поставил ее на стол.
- Хороший подарок, - сказала она Маркусу.
- Я очень сожалею, что моя церковь заставила вас страдать.
- Я не против страданий. Правда. Боль - это моя жизнь. Но твоя церковь... она больше, чем заставила меня страдать. Она разрушила меня.
- Верно.
- Я не могу это простить.
- Нет, и не могу представить, что сможете. Даже не смею просить об этом.
- Но... - начала она. - Но моя боль помогла тебе. Теперь я это вижу. Ясно вижу.
- Обещаю вам - когда я буду священником, буду защищать детей как вы и я. Я не причиню им вреда.
Она кивнула, поверив его обещанию.
Отец Баллард надел свою пурпурную ризу и епитрахиль. Он взял ее пуансеттию со стола и расположил на своем алтаре.
- Так вот почему ты принес мне пуансеттию из часовни, - сказала она.
- Я не крал ее. Я просто переместил ее - от одного алтаря к другому.
- Ты очень похож на пуансеттию, Бамби. Очень.
Он нахмурился на нее. - Чем же?
- Потому что все ошибочно думают, что ты ядовитый. Но это не так. Совсем не так.