— На улицу. Живо.
— Черт… — шепчу тихо, уперевшись лбом в Макса, и это не часть игры.
Меньше всего мне бы хотелось его расстраивать или разочаровывать, а это, кажется, сейчас точно произойдет. Поднимаюсь на ноги, неловко поправляя сарафан, потом смотрю на причину всех своих бед и шепчу уже ему.
— Не хами и не дерзи, понял? А лучше вообще молчи и стой за мной.
Да. Так будет лучше. Когда мы выходим на улицу, и я вижу маму, только в этом убеждаюсь. Она тоже серьезная, правда завидев меня, улыбается слегка так, еле уловимо, и я тут же поправляю волосы и платье — сто процентов видок у меня говорящий. Черт-черт-черт!
Спускаемся по лестнице, как к месту казни, понурив головы, а когда ровняемся, я уже открываю рот, Макс неожиданно заводит меня за спину и протягивает ему руку.
— Доброй ночи, Артур, я рад вас видеть.
«Что он делает?!» — вспыхивает сознание.
Я ведь прекрасно знаю — папа этого не оценит. Он его ненавидит всеми фибрами души, так что неудивительно это, что в ответ он просто достает пистолет и наставляет Максу куда-то в район солнечного сплетения.
— Сейчас будет еще добрее, сучонок!
— Папа, нет! — ору, пытаюсь встать перед Максом, но тот крепко держит меня, прижимает к себе, не дает и шелохнуться, даже смеет грубить и командовать!
— Стой за мной.
«Стоять за тобой?! Ты что, идиот?!»
Ловко выкручиваюсь и оббегаю его, занимая место между дулом и его сердцем, хмурюсь.
— Папа, опусти пистолет.
— Амелия, отойди! — в один голос рычат мужчины, но я крепко-накрепко вцепилась в Макса ногтями и теперь сама не даю ему двинуться.
— Папа! Опусти!
— Он тебя заставил, — говорит отец, но смотрит на Макса, и даже мой громкий цык положение дел не меняет.
— Не заставлял!
— Да что ты?! Богдан…
— Богдан придурок! Макс меня не заставлял!
— Сама залезла ему на колени?! По доброй воли?! Не ври мне, Амелия! Ты бы этого ни за что не сделала!
— Мама, пожалуйста, образумь его!
— Артур… — начинает тихо она, но отец резко прерывает.
— Нет! Ты сама не видишь что ли, Ирис?! Она…
— Я люблю его! — выпаливаю, как на духу, и наконец привлекаю внимание отца.
А сама позорно всхлипываю. Честно? Так испугалась, что на самом деле начала плакать. Слезы теперь щекочет щеки, но я упорно этого не замечаю, а смотрю папе в глаза и еле слышно шепчу.
— Папа, пожалуйста…опусти пистолет, он ничего не сделал. Он…он просто сказал мне, что любит, и я…я испугалась. Но… мы решили попробовать еще раз.
Папа наклоняет голову на бок. Информация ему не нравится, она бьет его исподтишка, но разве у меня есть выбор? Нет, его нет. Я люблю их обоих слишком сильно, чтобы позволить им друг друга уничтожить.
— Папа, я правда его люблю. Пожалуйста…не надо…Не забирай его у меня, я не смогу этого пережить…
Использую запрещенный прием — я уже просила его не убивать Макса теми же словами, просила также яростно, также слезно, как сейчас. «Я не смогу этого пережить. Я без него не могу…», поэтому добавляю последнее.
— Я без него не могу, папочка.
Вижу в глазах его боль. Папе все еще больно от того, что тогда произошло — по нему здорово шарахнуло в ту ночь, когда он спас меня от этого ублюдка. Он же чуть не опоздал, там дело на секунды шло, и я чувствую себя такой сукой, ведь напоминаю. Бережу рану, которая все еще свежа, и он это подтверждает тихо.
— Это запрещенный прием.
— Прости, но это правда. Была тогда, и осталась сейчас…всегда будет правдой. Я очень сильно его люблю.
Снова этот взгляд. Наверно, ему есть, что сказать, но я не готова это услышать, и, спасибо сыну — он снова меня спасает.
— Дедуля?!
«Дедуля» тут же убирает пистолет и прячет его за спину, а потом широко улыбается Августу. Он стоит в дверях самолета в милой пижаме с медвежонком, трет глаза. Осматривает всех по очереди, а потом улыбается шире, когда останавливается на маме.
— Бабуленька!
— Август, не спускайся сам, — строго велит она, стоит ему только глазки опустит на ступеньки, — Они слишком крутые для тебя. Я сейчас…
— Я сам.
Дедуля первым идет к нему, обнимает, а мама подходит ко мне ближе и помогает стереть слезы с улыбкой.
— Прости, — шепчу ей, — Я не хотела, чтобы…вы вот так узнали.
— Ничего, моя радость, все нормально. У тебя, как я понимаю, тоже?
Смотрит на Макса, я делаю тоже и быстро киваю ей.
— Да.
— Это хорошо. Не волнуйся насчет Артура, я с ним поговорю.
Папа не смотрит на нас, но не потому что Август во всю рассказывает ему о том, что увидел, включая и выделяя своего любимого «папулю», а потому что не хочет. Злится. Вижу, что злится, и напрягаюсь сильнее, сжав себя руками.
— Дедуля, а вы останетесь с нами?
— Нет, малыш, — мягко говорит ему он, — Мы просто прилетели проверить, как вы приземлитесь.
— Может быть придете завтра на ужин? — вдруг спрашивает Макс, из-за чего папа комично так застывает, но Александровский и не думает отступать, — Амелия даст вам адрес, когда мы приедем. Мой дом недалеко от города, и, если вы захотите, можете остаться с нами. Познакомимся поближе.
— Какое прекрасное предложение, — мама поддерживает инициативу, но тут же останавливается, стоит папе на нее «глянуть», хотя и улыбается.
Еще смешнее. Типа «послушная» жена, а у самой чертики в глазах скачут, когда она мотает головой.
— Ой нет, спасибо. Хотя…ужин звучит неплохо. Артур?
Папа игнорирует.
— Артур, ты что опять меня не слышишь?
Молчит. Тогда мама, вечно неугомонная мама, улыбается только шире и заходит с другого конца, обращаясь к Августа.
— Любовь моя, может ты сам спросишь дедулю? У него снова разыгралась выборочная глухота.
— Нет никакой глухоты, — ершится папа, — Я тебя просто игнорирую.
— Дедуля, — ведомый на мамину улыбку, Август словно и не слышит его, хитро протягивая, — Ты придешь к нам на ужин?
— Ну и я за компанию, а?
— Ирис, твою…
Обрывает на полу-слове, а Макс неожиданно прыскает. Зря. Папа медленно переводит на него убивающий взгляд, но ему ничего не остается, как признать поражение: все против него.
— Хорошо, — цедит сквозь зубы, — Мы будем.
— Как чудесно! — словно и не замечает мама, хлопая в ладоши, — Мы на ужине с семьей моей маленькой девочки. Просто потрясающе! Артур! Нужно будет в магазин заехать и купить мне платье!
— О господи…
Ситуация продолжается забавно, в теории. Они идут к большому, черному внедорожнику, спорят, а я смотрю им в след и умираю. Не могу дышать. Сейчас точно разрыдаюсь, поэтому шепчу что-то вроде: заберу вещи, и срываюсь в самолет.
Там, сидя на кровати, я даю себе эту возможность — отдышаться и расплакаться, приложив руку к груди. По крайней мере пока не слышу, что в комнату вошли.
— Мне нужна минута.
— Амелия…
— Просто дай мне эту чертову минуту, Александровский! — рычу, вытирая слезы, но когда все было, как я прошу?
Правильно. Никогда. Макс подходит ко мне, присаживается напротив, кладет свои руки мне на колени. Начинает тянуть. Ближе и ближе, а я вдруг так сильно начинаю его ненавидеть, что дергаюсь всем телом и резко встаю, отходя подальше. Он упирает голову в кулак, пару мгновений сидит так, молчит, но потом тоже поднимается. Мы снова друг напротив друга: я тяжело дышу, он просто молчит. Мне больно не из-за того, что снова призналась ему в любви безответно, даже не из-за того, что он меня вынудил это сказать, а из-за папы. Когда он уходил, то даже на меня не посмотрел, и это хуже всего. Я его разочаровала…
Макс делает на меня аккуратный шаг, но я выставляю руку перед собой и мотаю головой.
— Не подходи.
— Амелия…
— Я хочу, чтобы ты сейчас ушел.
— Давай…
— Синий сарафан! — повышаю голос, он застывает, и теперь я точно знаю — не притронется, поэтому отворачиваюсь, крепко сжимаю тумбу и шепчу, — Просто уйди.
Но вот в чем загвоздка: когда он уходит, мне не становится лучше, а наоборот. Шутка века, не меньше. Получаешь, что хочешь, а потом выясняется, что хочешь обратного, да?