Когда через час Тася проснулась, Тома тут же подсела напротив нее:
– Я тут тебя платье мамино раздобыла, оно конечно старое, зато чистое. Мы тебя сейчас в порядок приведем и пойдем к Олимпиаде Марковне, она вроде как бабушка мне…
Но, к удивлению Томы Тася замотала головой:
– Ты это… не гони лошадей, никуда я с тобой не поеду.
Тома смотрела на подругу с широко распахнутыми глазами, а Тася тем временем продолжала:
– Ну ты сама посуди, кто я такая этой твоей Олимпиаде. Чего доброго, еще и тебя взашей следом за мной погонит. Ты то на улице не больше месяца провела, а я тут с рождения. Меня не переделать, а вот ты давай-ка старуху не огорчай – пока ты при ней будешь, глядишь и мне кусок хлеба перепадет.
С этими словами Тася стала ломать принесенный Томой хлеб. Выражение лица ее постепенно менялось к тому, которое Тома видела раньше и это внушала надежду.
– Ты мне лучше скажи, где это мы?
– Это мой дом, ну то есть жила я тут раньше с мамой, а сейчас обнесли его…
– Это тот, что рядом с новой швейной фабрикой? Да, далеко от моих мест… ну да это и к лучшему. Тут меня никто знать не знает, может и Кот не найдет. А там глядишь вся эта история забудется. Бог не выдаст – свинья не съест. Можно я тут поживу?
– Живи конечно. Правда я не знаю кому дом теперь принадлежит, Олимпиаде Марковне наверно. Может все-таки поедешь к ней со мной?
– Нет уж! А ты давай ступай. А то она у тебя бойкая, глядишь снова поиски развернет. Видела бы ты физиономию того городового, который песьих разгонял, когда они на тебя напали. Она его как мальчишку отчитала, даром что дама!
Вспомнив про Олимпиаду Марковну, Тася посмотрела в окно, солнце уже клонилось к закату, а на своих двоих Томе нужно более часа топать до Летнего сада. Денег на извозчика больше не было. Поймав ее взгляд Тася начала выпроваживать подругу из дома:
– Нечего тебе одной по потемкам шастать, иди уже. Небось путь неблизкий.
Тома начала передаваться назад в платье, а попутно инструктировала Тасю:
– Наверху спальня, там теплее всего, только перья убрать придется. Дверь запри, там шпингалет есть, раз один раз воры влезли, кто знает, что может случится. И ради бога, не води никого, я через пару дней к тебе приду, еды и денег принесу, только не выходи без нужды пока на улицу, ладно?
– Экой ты классной дамой заделалась! Не переживай, все будет в лучшем виде!
К Тасе постепенно возвращалась былая непринужденность, но в какой-то момент прощаясь с Томой у разбитого окна, она вдруг вся переменилась в лице и очень серьезно спросила:
– Том, ты это… зачем ты мне помогаешь? Тебе что заняться больше нечем?
Тася вспомнила как с месяц назад сама задавала Тасе подобный вопрос:
– Так это, дом пустой стоит, будешь тут у меня за место сторожа. Не скучай, скоро к тебе загляну.
С этими словами Тома в последний раз обняла подругу и вылезла на улицу, изо всех сил стараясь не порвать подол нового платья о торчавшие из рамы осколки.
***
Хоть Тома и бежала со всех ног, в платье это у нее получалось менее ловко чем в штанах, и потому в квартиру Олимпиады Марковны она поднялась только когда стемнело. Глафира, открывшая ей дверь, едва сдержалась чтобы тут же не отхлестать Томку кухонным полотенцем, висевшим у нее на плече.
– Разве можно так! Она же места себе не находит!
На звук открывающей двери из комнаты в прихожую вышла Олимпиада Марковна. На этот раз хромала она сильнее обычного и Тома тут же испытала укол совести.
– Простите, пожалуйста простите, я не хотела заставлять вас волноваться. Просто, я потеряла деньги, которые вы мне дали для аптекаря, и обнаружила это только в аптечной лавке, а после весь день их искала. Возвращаться домой без мази и без денег было совестно.
Олимпиада Марковна долго испытывающее смотрела на Тому, а после очень тихо сказала:
– Очень надеюсь, что врешь ты редко, от того и не научилась этого делать как следует. Так и быть, раз не хочешь рассказывать, то допытываться, где ты сегодня была и как потратила деньги я не стану, но взамен очень попрошу со мной так более не поступать. Ты уже взрослая девочка, если тебе нужно что-то сделать или куда-то отлучится имей смелость прямо сказать мне об этом.
С этими словами Олимпиада Марковна развернулась и все с той же невероятно прямой осанкой зашагала обратно в комнату изо всех сил стараясь не хромать. Тома почувствовала себя отвратительно, только сейчас ей в голову пришло что Олимпиада Марковна могла себя бог знает чего на придумывать. Быть может она посчитала, что Тома сбежала от нее и более уже не вернется? А может, что на нее опять напала уличная шпана? Тома вспомнила как сама этим утром волновалась за Тасю, какой мерзкое и отвратное это было чувство, и укоры совести с новой силой стали терзать девушку.