Иногда Томе страшно хотелось обо всем рассказать бабушке. Пока Олимпиада Марковна еще могла выходить из дома, Тамаре хотелось привести ее в дом у фабрики чтобы познакомить с Тасей, Катей, Верой и Радой. Ей даже казалось, что Олимпиаде Марковне должно понравится, как поет Рада, просто не может не понравиться, она же так хорошо поет! А сколько всего бабушка смогла бы рассказать Тасе о художниках, она ведь жила в Париже, была в Лувре и на Монмартре!
Но чем дольше Тома откладывала откровенный разговор с Олимпиадой Марковной, тем сложнее ей было представить себе его счастливый исход. Бабушка была так недосягаема в своей благовоспитанности, что Тома очень отчетливо понимала, что не вынесет ее осуждения, да и любить бабушку как раньше, если та попросит ее раз и навсегда отказаться от подруг и более не ходить к ним, уже не сможет.
Приближался выпускной в гимназии. Уже год как Тамара всерьез взялась за учебу и планировала попасть в число лучших выпускниц, а после поступать на Бестуживские курсы. Олимпиада Марковна внучку во всем поддерживала. Наученная собственным горьким опытом и опытом покойной дочери, она все более склонялась ко мнению, что женщине необходимо обладать знаниями, которые позволили бы ей выжить не имея мужчину подле себя. Особенно давались Тамаре переводы: отослав несколько своих работ в издательства, скрыв свое настоящее имя под мужским псевдонимом, ей даже удалось заработать небольшую сумму денег. Тогда же она впервые попросила у бабушки разрешение самостоятельно внести арендную плату в следующем месяце. Олимпиада Марковна не стала отказываться, и уже сам этот жест был для Тамары свидетельством признания и уважения со стороны самого близкого ей человека. Чувство самостоятельности было до того сладким, практически окрыляющим, что Тамара раз и на всегда пообещала себе, что с этого самого дня во всем и всегда будет сама себе хозяйкой.
***
А между тем Зоя отравляла жизнь в Доме. Со временем девушки привыкли, что у стен появились уши и любая новость, озвученная в гостиной, сразу же становилась достоянием песьих. С появлением Зойки в доме, Пес стал в курсе того, кто и к кому ходит, и не чурался пользоваться своими знаниями шантажируя то одно посетителя, то другого, потихоньку отваживая от Дома всех мало мальки приличных гостей. Разговоров по душам совсем не стало. С посетителями более в гостиной не беседовали и сразу вели их наверх.
Мало того, Зойка, нашла себе забаву - начала продавать гостям Лауданум. Где она брала настойку было не ясно. Поговаривали, что Зойка до жути запугала аптекарского сына, наврав тому, что Пес, которого она теперь выдавала за своего брата, того и гляди явится бить пареньку морду если узнает кто обесчестил его любимую сестрицу. И пусть аптекарский сын Зойку и пальцем не тронул, зная о молве, тянувшейся за Псом, паренек явно не спешил тому что-либо объяснять, а вместо этого лишь послушно делал все, что от него требовала Зойка.
В самой настойке, как вычитала Тома в медицинском справочнике, вреда особенного не было, но это если принимать ее от сильной боли или раз-два в год чтобы излечится от бессонницы. Зойка же разливала ее по бокалам как вино, норовя втюхать зелье каждому вошедшему в Дом. Нутром почуяв что-то неладное каждая из девушек стала оберегать своих гостей от этой заразы и не оставлять их с Зойкой ни на минуту.
А вот блаженную Катьку не уберегли.
Будучи наивной как ребенок, она в тайне от всех стала покупать у Зойки снадобье. А так как она всегда была немного не в себе, понять пила она настойку или нет даже проницательной Тасе было затруднительно. Последствия вскрылись слишком поздно. Придя как обычно после обеда в воскресенье, Тома застала страшную картину: обезумевшая Катька ломилась в дверь Зойкиной комнаты требуя еще настойки, а та, вероятно испугавшаяся Катькиного поведения, заперлась изнутри и только бранилась через дверь последними словами.