О своем поступке Тома пожалела буквально сразу же. Почтенного вида и возраста матрона решила взять над ней покровительство и буквально ни на шаг не отпускала от себя, пока поезд наконец-то не прибыл на станцию Вязьма. Тамара очень сожалела, что не догадалась путешествовать в мужском платье, по опыту она хорошо знала, что мальчишка-оборванец привлекает намного меньше внимания, чем вчерашняя гимназистка.
Для провинциальной станции Вязьма выглядела весьма достойно. Длинный пирон, по всей видимости совсем недавно выбеленная балюстрада перил и свежевыкрашенное здание вокзала, говорили о том, что местный губернатор частенько бывает в здешних местах. От Олимпиады Марковны Тома знала, что на стации ее встретят, поэтому выпорхнув из вагона, а заодно и из-под крыла навязчивой попутчицы, принялась искать глазами извозчика.
Народу на станции было довольно много и извозчиков с лошадьми тоже в достатке. Однако спустя четверть часа, осталось только четыре коляски. Одна, явно почтовая, во вторую уже садилась пожилая пара, третья по всей видимости пассажира не встречала, а напротив отвозила к поезду, и наконец последняя, четвертая была самой новой и красивой, у которой стоял военный средних лет, держа под уздцы пофыркивающую пару гнедых. Поймав взгляд Томы, мужчина улыбнулся в усы и приветственно коснулся края фуражки. Немного нерешительно подхватив свой небольшой чемоданчик Тома подошла к военному.
Мужчина заговорил первым:
- Мое почтение, штабс-капитан Сизов Петр Алексеевич, к вашим услугам. Зять Ипполинарии Матвеевны. Прошу прощения, что не поднялся на пирон, лошади в упряжки ходить не приучены их и на минуту не оставить. Мои дочки побежали вас встречать, да вы меня высмотрели первой… а вот и они!
Капитан взглядом указал в сторону, от куда уже доносился звонкие девичьи голоса.
- Вера, Наденька, идите скорее сюда. Тамара Тарасовна меня уже отыскала.
Томе так редко доводилось слышать свое отчество, что оно показалось ей каким-то чужим. Она проследила за взглядом Петра Алексеевича и увидела двух совершенно одинаковых девиц. Как две белые птички девушки щебетали между собой пока не услышали голос отца, а когда услышали, бегом бросились к коляске. Присмотревшись повнимательнее Тома все-таки, смогла отыскать между девицами отличия: одна, пожалуй, была немного выше, а у той, что была ниже ростом на левой щеке виднелась ямочка. Да и вообще, различий между девицами было предостаточно: и цвет глаз, и оттенок волос. Однако сестры явно старались подчеркнуть свое сходство, как иной раз родительницы шьют близнецам одинаковые распашонки, чтобы ни о кого не было даже крохи сомнения, что перед ними именно близнецы.
- Тамара Тарасовна, как же мы рады что вы к нам наконец приехали!
Воскликнула та, что была немного выше ростом:
- Мы рассчитывали познакомится с вами еще в прошлом году, и очень рады, что в этот раз вы смогли к нам выбраться! - Словно эхо отозвалась ее сестра.
- Но постойте, где же ваш багаж?!
Тома смущенно посмотрела на свой чемодан.
- И это все! Вы нас право удивляете. Хотя бьюсь об заклад, что папА был бы очень рад если бы мы с Надей научились подобно вам путешествовать налегке, Тома! Ой, прошу прощения, это же ничего если я буду вас так называть? Тут в деревне мы все зовем друг друга по имени, если вы конечно не против.
Щебетание сестер было таким легким, очаровательно дружелюбным и совершенно бессмысленным, и уставшая с дороги Тома могла лишь вежливо улыбаться. Заметя смятение гостьи, капитан ловко подхватил ее чемоданчик, пристроил его на стенке коляски и велел дочерям усаживаться и по возможности не донимать гостью расспросами, чего они конечно же сделать не смогли, и бессмысленное щебетание продолжалось на протяжении всего пути в имение.
То обстоятельство, что за ней на станцию пожаловал сам хозяин дома Тому изрядно удивило, но уже на подъезде к имению Ипполинарии Матвеевны Тома поняла, что удивляться ей придется еще многому. На веранде перед домом был накрыт необъятных размеров стол с самоваром. Гостью явно ждали. Во главе стола сидела древняя старушка, подле которой примостилась уже не молодая и лишенная всякой свежести женщина, которая, однако, одной лишь своей улыбкой могла отправить собеседника из зимы в лето. В старушке Тома узнала хозяйку имения - ту самую Ипполинарию Матвеевну, которая когда-то любила танцевать польку, а в сидящей с ней рядом женщине – ее дочь, Любовь Ивановну.