Закончив свой излишне эмоциональный и маловразумительный монолог, Тома опустила глаза на свои руки. Ей стало по-детски стыдно за свою вспышку, но сказанного уже нельзя было вернуть назад. А самое удивительное было то, что, выговорившись ей стало лучше. «Ну и пусть! Пусть считает меня истеричной особой, как ему будет угодно!», - про себя зло думала Тамара.
В глубине души она была благодарна Юрию Михайловичу. Ей нужно было выплеснуть скопившуюся у нее внутри боль и злобу, иначе эти чувства должно быть уничтожили ее изнутри. К удивлению Томы, мужчина не стал вступать с нею в дискуссию и даже не отшатнулся от нее как от душевно больной. Он казалась и вовсе ее не слушал, меланхолично вдыхая табачный дым в пересмешку с запахами вечернего сада. Не выдержав его молчания, Тома встала со скамейки пожелала ему доброй ночи и твердым шагом направилась к дому, уже не слыша, как он тихо произнес ей вслед:
- Тамара Тарасовна, если бы вы только знали, какой на самом деле силой может обладать женщина.
Глава 7: Вера, Надежда и сестра их Софья
Беда никогда не приходит одна. Это правило Тамара знала как никто другой. Мало того, что она с большим опозданием узнала о несчастье, случившейся в Петербурге, так еще и утром ее ждала какая-то неразбериха. Выйдя из своей комнаты на час раньше завтрака, в надежде прогуляться к реке и привести в порядок мысли до того, как встанет весь дом, Тома обнаружила, что Сизовы уже проснулись, причем в полном составе – начиная с Ипполинарии Андреевны и заканчивая Наденькой. У последней глаза явно были на мокром месте.
Феня трясла какими-то каплями над стаканом Любови Ивановны. А отец семейства мерял шагами гостиную бросая на вчерашнюю именинницу самые суровые из своего арсенала взгляды.
Пояснений такого странного поведения четы Сизовых не последовало. При появлении Томы все лишь виновато потупили глаза. На какое-то страшное мгновение Тамаре даже показалось, что содержание вчерашнего письма каким-то образом стало известно Сизовым, но разоблачения не последовало.
Спустя еще мгновение Тамара была искренне благодарна Юрию Михайловичу, когда, появившись в гостиной, тот сразу же пригласил ее прогуляться до конюшни, что дало возможность выйти из дома, где царила такая всепоглощающая неловкость.
По началу шли молча, но Тамара быстро вспомнила каким именно образом они с Юрием расстались вчера в саду, и решила, что настало время извиниться:
- Юрий Михайлович, мне очень жаль, что вы стали свидетелем моей вчерашней вспышки. Я была сама не своя.
- Полно, Тамара. Вы молодая девушка, кому если не вам позволять себе проявления эмоций… признаться я и не помню, что именно вы вчера говорили.
Тамара уже было открыла рот чтобы ответить, что это очень неучтиво с его стороны и что собеседника полагается слушать, но вовремя заметила, что уголок губ Юрия упрямо полз наверх несмотря на серьезность голоса. Начавшую поднимать голову обиду как ветром сдуло. От чего-то в компании отставного офицера Томе не хотелось более злиться. Она уже собиралась спросить не известно ли ему, что именно подняло Сизовых в такую рань, но не успела это сделать, взгляд ее упал на двух оседланных лошадей, призванных на входе в конюшню.
- Неужели это для нас?
- Я подумал, что вы с такой жадностью смотрите на лошадей в конюшне, что либо хотите кого-то из них съесть живьем, либо стесняетесь попросить оседлать одну для вас. Готовы сесть верхом, Тамара Тарасовна?
Глаза Томы заблестели. Это была правда, с тех пор как она увидела Юрия в седле она по два-три раза на дню заглядывала на конюшню, сама толком не зная для чего и зачем. Сесть в седло ей хотелось да так сильно, что она прямо в чем есть потянулась к седлу в надежде в него забраться.
Но Юрия Михайлович ее остановил:
- К моему удивлению дамских седел у Сизовых нет, но на вашу удачу я одолжил у матери амазонку. Все необходимое вы найдете в комнатке между вторым и третьим денниками. Я вас подожду.