Тома принялась складывать покрывало и только закончив с ним поняла, что из-за собственной неуклюжести домой ей теперь придется идти пешком под дождем. А что еще хуже, так это то, что офицерская гордость не позволит Юре ехать подле нее верхом, а значит, им предстоит идти с его скоростью и кто знает какие последствия это будет иметь для его больной ноги.
Но толи Тамара переоценила офицерскую гордость своего ухажера, толи тот здраво рассудил, что пешком до дома ему не дойти, но, когда Тома взглянула на Юру в следующее мгновение, он уже сидел верхом и опускал для нее одно из стремян на своем седле. Внутренне застонав, Тома поняла, что пререкаться в ее положение - дело последнее. Слишком хорошо она понимала, что альтернатив нет, и отказаться от предложения ехать в одном седле, значит обрести хромого на мучительно долгую прогулку под дождем. Закусив губу, она позволила усадить себя спереди и вцепилась в корзинку, поданную Юрием. Знакомая паника тут же подступила к горлу, стоило ей ощутит у себя за спиной грудь Юрия. На мгновение ей даже показалось, что она перестала дышать от страха.
Почувствовав ее напряжение, он тихо сказал:
- Тут недалеко. Держитесь. Через несколько минут будите дома.
Тамара не знала, чего и ожидать. Ойкнув, она инстинктивно вжалась в сидевшего за ней мужчину, чуть не выронив из рук корзинку. Галоп оказался даже мягче рыси, гнедая кобылка упрямо фыркнула, не желая скакать под двумя всадниками, но спустя мгновение подчинилась и начала таки тяжелыми скачками подниматься по пологому берегу реки. Тома зажмурилась, чувствуя на своем лице только встречный ветер.
Через несколько минут, когда первые крупные капли дождя забарабанили по крыше дома Сизовых, Юра высадил Тому на веранду, успевшую уже принять свой обычный облик после вчерашнего праздника. Убедившись, что Тома крепко стоит на ногах, он молча направил лошадь в сторону конюшни.
***
Тамара была так увлечена обуревавшими ее несвязными мыслями и впечатлениями, что не сразу заметила, что стоит на веранде ни одна. Она все еще смотрела вслед удаляющейся лошади, когда за ее спиной кто-то закашлял, явно привлекая к себе внимание.
Тома обернулась. У балюстрады, закутавшись в темную шаль, стояла Софья Петровна. Выражение лица ее было не просто печальным, по сему выглядело так, словно она была самым несчастным на земле человеком.
- Софья, вы здоровы? С вами все хорошо?
Кашель быстро отпустил старшую из сестер Сизовых, и выходило, что это был лишь предлог для того, чтобы начать разговор.
- Да, какое там, Тамара Тарасовна! Знали бы вы как больно и гадко быть чужой в своем собственном доме! Они, они во всех своих бедах и проступках принялись винить меня. Меня! Ту, которая всю жизнь положила, чтобы сделать из них хоть что-то благопристойное. Что же мне теперь делать прикажете?
Тамара решительно ничего не понимала. Хоть она и была знакома с излишне драматическим тоном, коем любила разговаривать Софья Петровна, понять или хоть как-то объяснить эту странную привычку у Томы никак не получалось.
- Да расскажите толком, что стряслось?
Софья выпучила на Тому глаза, словно увидела призрака:
- Так вы ничего не знаете!? Конечно! Конечно же они побоялись рассказать о своем дурном поступке. О грехопадении, не побоюсь я этого слова!
И тут Тамара догадалась, что речь вероятно идет об инциденте, произошедшем этим утром в комнате Наденьки, а котором сама Тома к этому времени уже давно забыла. Откинув с лица влажную прядь, которая выбилась из косы пока Юра галопом вез ее домой, и передернув плечами от холода – в отличии от Софьи шали у Тамары не было, она постаралась призвать Софью к спокойствию:
- Мне кажется, что вы слишком эмоционально реагируете на сегодняшнее происшествие. Соглашусь, что Надежде и Платону Ивановичу следовало везти себя скромнее, но учитывая, что инцидент не будет иметь далеко идущих последствий, возможно всем нам нужно лишь привезти в порядок нервы …
Договорить ей Софья Петровна не позволила:
- Да что вы такое говорите! Она опозорила всю семью! Да не один благонадежный молодой человек более не переступит порог нашего дома. Она всех нас подвела под монастырь! И ладно бы если бы папенька проявил твердость и заставил ее нести ответственность за свое распутство, так нет же! Пострадавшей во всей это нелепой ситуации стану именно я, слышите – Я! Та, кто всегда следила за своим поведением и никому не давала поводов для упреков.