Пока Тома и Фаина Павловна пили чай с заварными пирожными, за столом слишком маленьким чтобы вместить четырех человек, Юра с Гришей работали в соседней комнате над каким-то чертежом. Слышать их разговор Тома не могла, но еще в дороге заметила, что Юра одолжил у Петра Алексеевича какие-то книги по геометрии, по всей видимости предназначавшиеся для младшего брата.
Визит проходил спокойно и даже мило, Фаина Павловна делала все чтобы Томе было хорошо у нее в гостях, даже села за крошечное потертое пианино, стоящее в углу, немало удивив этим сыновей. Играла она все еще замечательно, хотя Тома сомневалась, что могла по достоинству оценить ее талант.
Все шло более чем неплохо пока за окном не раздался хлопок. Звук был такой громкий и внезапный, что даже хладнокровная Тамара внутренне содрогнулась, а вот Фаине Павловне сделалось совсем нехорошо. Зажав уши ладонями женщина повалилась на пол, и запричитала, что-то нечленораздельное. Из глаз ее фонтанами брызнули слезы. Гриша не растерялся, словно был готов к подобному, и сразу же побежал на кухню за каплями, предоставив Томе успокаивать его матушку.
Происшедшее с Фаиной Павловной, очень напомнило Томе про приступы у блаженной Катьки, и она инстинктивно начала вести себя и говорить, все то, что раньше говорила подруге. Крепко обняв женщину за плечи, она начала повторять: «Все хорошо», «Прошло уже», «Теперь уже все». Фаина Павловна еще дрожала всем телом, но истерика понемногу проходила и выпив поднесенные Гришей капли она было уже совсем пришла в себя и попросила проводить ее до кровати.
Вернулся Юра, который выскочил на улицу, чтобы узнать, что же все-таки стряслось.
- На коляске у очередной богомолки рессора лопнула… ничего страшного.
Он с опаской посмотрел на кровать, но не стал подходить в матери. Тома пояснила:
- Фаине Павловне сделалось дурно, но Гриша дал лекарство, и она уже легла.
Юрий Михайлович потрепал младшего брата по курчавой голове. А потом, к удивлению Томы, сказал:
- Боюсь нам пора ехать. Будет лучше, чтобы, к тому времени, когда матушка проснется, меня тут уже не было.
Томе показалось, что Гриша поджал губы от обиды, но после кивнул, соглашаясь со старшим братом. Тома убрала посуду и попрощавшись с Гришей вышла из дома.
***
Спустя четверть часа Тома молча ехала следом за Юрой. Она понимала, что требовать каких-то пояснений сейчас не стоит, но в тайне надеялась, что он ей все объяснит. Когда Красновка показалась за поворотом. Он начал спешиваться. Впервые он делал это на глазах у Томы и ей стало неловко. По-видимому, самое большое беспокойство поврежденная нога причиняла, когда приходилось полностью разгибать колено. Именно во время этого движения ногу сводило спазмом, да таким, что даже очертания вен проступали на шее и лбу. Но преодолев боль и руками вытащив левую ногу из стремени, предстояла еще одна сложновыполнимая задача. А именно полностью держа вес на одних только руках, перекинуть здоровую ногу через заднюю луку и осторожно спуститься до земли. В самих движениях Юрия не было ничего отталкивающего, однако от контраста между тем, как потрясающего легко он сидел в седле, и тем, как сложно для него было совершить самое обычное для любого всадника движения у Томы защемило в груди.
- Я удовлетворил ваше любопытство?
Голос Юрия Михайловича не был обиженным или злым, в его интонациях было что-то более пугающее… Обреченность, с которой он это произнес, словно говорила, что он с покорностью принял свое увечье и более не тешил себя надеждами на выздоровление.
- Не вижу ничего любопытного. Бьюсь об заклад, что когда я слезаю из седла путаясь в юбках, это выглядит куда забавнее…
Юра грустно улыбнулся половиной рта и помог Томе спешится.
Рассказанная им после этого история так глубоко тронула Тому, что она еще долго не могла прийти в себя: Отец Юрия Михайловича действительно погиб семь лет назад, но с его службой это было никак не связанно. Хоть азартным игроком он никогда не был, но феноменальная зрительная память помогала офицеру Веденскому зарабатывать солидные деньги за карточным столом, сделав «Бубнового офицера», а именно так прозвали отца Юрия, известным на всю империю игроком в вист. В отличии от популярного штосса, где победителя определял случай, именно ставочный вист давал преимущество тому, кто был способен безошибочно определить выбывшие карты, тем самым определив, какие карты остались на руках у другого игрока. Играть Бубновому офицеру как правило приходилось в приличном обществе, и отец Юрия всегда знал меру и не наживал себе врагов... до одного несчастного случая.