Он любил мать, искренне и нежно, но чувствительность ее натуры, выразившая в хрупкости душевного здоровья, очень больно ударила по ним с братом. Будь Фаина Павловна хоть в половину также сильна как Тома и ее бабушка, ему, а главное Грише, было бы несравнимо легче. Еще тогда он нарисовал себе образ сильной и смелой девушки, пережившей и измывательства отчима, и смерть матери и месяц на улицах Петербурга. Наличие у Тамары собственности, так необходимой чтобы усадить Щуку за карточный стол, стало решающей, но не единственной причиной почему венчаться Юрию следовало именно с Тамарой.
Поняв, что уснуть не удаться, он решил занять себя чем-нибудь полезным. Написав записки матери и брату с тем, чтобы уведомить их о своем отсутствии, а также с трудом найдя слова, чтобы объяснить Петру Алексеевичу свою внезапную помолвку, он взял еще один лист бумаги. Следовало написать Томе. На мгновение перо замерло, и сорвавшаяся с него капля чернил поставила небольшую кляксу испортив лист. Написать стоило о многом, но, пожалуй, в другой раз.
***
Еще толком не проснувшись Тома открыла дверь своей комнаты. На пороге стояла недовольная Феня. Вид у девушки был до того суровый, что Тома даже не нашлась что сказать. Горничная молча сунула ей письмо и тут же замаршировала по коридору бубня под нос:
- … вчера на почту, сегодня – на почту… а я что? Я – ничего… можно подумать у меня работы нет!
Глава 10: Любовь Ивановна
Юрий Михайлович уехал до рассвета, никому ничего толком не объяснив. Как он не без иронии сообщил Томе в записке эту миссию он целиком возлагал на ее плечи. Тамаре следовало найти слова чтобы самой рассказать Сизовым, что Юрий отправился в Петербург просить благословения Олимпиады Марковны и должен привезти ее из Петербурга. Получалось весьма неприглядно, как не посмотри. Мало того, что сами Тамара и Юрий злоупотребляли гостеприимством Сизовых, так они еще и приглашали в их дом своих гостей, не говоря уже о том, что планировали присоединится к очень семейному торжеству и разделить светлый праздник венчания с обеими младшими сестрами Сизовыми.
Объясняясь за завтраком с Любовью Ивановной и Петром Алексеевичем, Тамара попеременно то краснела, то бледнела, порой и вовсе путаясь в словах и начиная заикаться. Супруги слушали Тому внимательно не перебивали и не выказывая какого-либо раздражения, но саму Тому это утешало мало.
Ситуацию спасла Наденька, которая бросилась обнимать Тамару, едва дождавшись завершения ее сбивчивого рассказа.
- Маменька, разве это не замечательно!? Три свадьбы разом! Да такого у нас в губернии поди никогда и не было. Какое это будет событие! О нас наверняка даже в газете напишут! Как пить дать напишут!
Тома все еще боязливо смотрела из-за плеча Нади. Хотя, по правде сказать, боятся ей было уже нечего. По спокойным, немного насмешливым глазам Петра Алексеевича стало ясно, что Юра все-таки предупредил его о внезапном изменении своих брачных перспектив. К удивлению Томы, только Любовь Ивановна смотрела на нее так, словно была чем-то обеспокоена, хотя именно в хозяйке дома Тома надеялась найти поддержу. Первым все же заговорил Петр Алексеевич.
- Ну что ж. Дело молодое, всем тут присутствующим хорошо понятное. Полагаю выражу общее мнение если скажу, что вы с Юрием Михайловичем нас малость удивили, но так как сюрприз этот радостный, то ничего кроме удовольствия он нам не доставил. Верно, Любушка?
Любовь Ивановна, как-то жалобно посмотрела на Тому, но перечить мужу не стала.
- Конечно, конечно… такое событие! Мы очень рады. – поспешила заверить она.
Однако после завтрака, когда Софья Петровна, показательно не сказав не слова удалилась к себе, а младшие сестры щебеча полетели по своим свадебным делам, Любовь Ивановна все-таки нерешительно коснулась руки Томы и попросила ее прогуляться с нею в сад, под предлогом посмотреть на только что распустившиеся там хризантемы.
Усевшись на садовую скамейку и расправив невидимые складки на своем безупречно выглаженном платье, Любовь Ивановна очень кротко поинтересовалась:
- Дитя мое, вы уверенны в своем решении?