От этих слов Тома тут же почувствовала себя до крайности виновато, она честно ответила про себя, что на самом деле вышла за Юрия Михайловича лишь для того, чтобы выполнить его просьбу и дать ему сыграть на свою собственность. От этой мысли настроение у нее тут же в конец испортилось.
***
Как и обещал Юрий, сразу же после венчания, побыв не более часа на свадебной завтраке, новобрачные отправились на станцию. На двоих у них было лишь два небольших чемодана, которые Юрий с легкостью подхватил из коляски. Распрощавшись с Петром Алексеевичем, который самолично вызвался проводить гостей на станцию, он галантно помог Томе подняться в вагон.
Как не силилась Тома, но до сих пор никак не могла заметить в его отношении к ней хоть какой-либо перемены. Он оставался таким же, как и прежде: спокойным, немногословным и рассудительным. И невероятно вежливым, даже заботливым в отношении к Тамаре.
Оказалось, что в Петербург они ехали одни в просторном купе. Это был свадебный подарок четы Сизовых, расстроенных их скорым отъездом и пожелавшими хоть так услужить молодым напоследок. Тома поначалу смутилась что ей предстоит всю дорогу провести наедине с новоиспеченным мужем, но стоило ей только присесть на упругие подушки дивана и стянуть с головы шляпку, как она тут же почувствовала накатившую на нее усталость и едва прикрыв глаза задремала.
***
В Петербург они добрались с трехчасовым опозданием. На полпути из Москвы в столицу пришлось более двух часов дожидаться встречного почтового поезда, а потому в Петербург они прибыли не рано утром, как было запланировано, а уже ближе к полудню.
С трудом разогнув спину после сна в неудобной позе, Тамара с радостью подумала, что дорога уже позади и совсем скоро она сможет обнять Олимпиаду Марковну. Петербург встречал молодых Веденских противным мелким дождиком, но даже это обстоятельство не омрачало настроения Тамары. Она пробыла у Сизовых почти три месяца, и никогда еще так надолго не разлучалось с бабушкой, а потому ее сердце рвалось в квартиру у Летнего сада.
Юрий Михайлович, казалось, понимал желания Томы без слов, быстро словив извозчика, он назвал адрес, и они поехали прямиком к Олимпиаде Марковне. Но стоило им войти в парадную и подняться на нужный этаж, как Тома поняла, что что-то неладно:
- Олимпиада Марковна, родная, я дома! Я приехала! – Звонко закричала Тамара, но в ответ ей была лишь тишина.
Едва скинув дорожные ботинки в прихожей, Тамара побежала в спальню к бабушке и чуть не упала, увидев, что большое трюмо, стаявшее возле кровати укрыто черной атласной скатертью. Тома плавно, без сил, осела на ковер. В висках у нее глухо застучало. Она не могла поверить, что бабушки больше нет, не понимала, что стряслось и что ей теперь следует делать.
Сколько она так просидела Тома и не помнила, пока на плечо ей не легла рука Юры:
- Тома, прошу тебя, вставай. Глафира Ивановна хочет с тобой поговорить.
Глафира! Правда, была же Глафира! Она наверняка объяснит, что же тут могло произойти. Бледная как мел Тома сфокусировала взгляд на лице Юры и позволила ему поднять себя на ноги.
Глафира, ходившая уже третьи сутки с опухшим от слез лицом, сбивчиво рассказала о событиях последних дней: как только Михаил Юрьевич поехал на вокзал, наверное, через час всего, не позднее, из кондитерской на Итальянской доставили коробку марципан. Тех самых, в которых покойная Олимпиада Марковна души не чаяла. Мадам была в таком хорошем настроении от мыслей о помолвке Томы, что тут же велела ставить чай, и пока Глафира суетилась, накрывая на стол, съела несколько конфет. Тем же вечером Олимпиаде Марковне сделалось худо, она потребовала себе рвотного камня и выполоскала желудок, вызывали врача, но несмотря на все предпринятые меры, спустя сутки сердце мадам остановилось. А сегодня утром состоялись похороны. До последнего Глафира надеялась, что Тома поспеет, но более ждать было нельзя и панихиду отслужили на рассвете.
Тома заклокотала от ярости. Сбросив оцепенение, она словно нашла утешение в лютой злобе. По началу она набросилась на горничную, увещевая и стращая ее, как та могла не уберечь хозяйку, любившую ее до беспамятства. А после доведя немолодую горничную до слез, кинулась уже на Юрия: