Тома немного покраснела. Она вдруг осознала какой нелепой выглядела вся эта история, и каким подозрительным мог показаться их с Юрием Михайловичем скоропостижный брак.
Словно прочитав ее мысли Юрий вдруг незаметно, под столом, взял ее за руку, явно стараясь успокоить. От этого легкого прикосновения Тома поначалу вздрогнула всем телом, а потом, к собственному удивлению, с благодарностью сжала его руку. Хитрая Филаретова тут же подметила происходящее между супругами и чуть заметно улыбнулась.
Филаретов, несколько обиженный тем, что супруга перехватила инициативу в допросе, решил-таки, с привычной ему напускной строгостью задать последний, и самый неделикатный вопрос:
- Вы уж простите меня за прямоту, но в нашем деле по-другому нельзя: известно ли вам, что в принадлежащем вам доме, ваша родная бабушка учредила дом терпимости? Задержанные из банды Собакина на перебой кричат, что они девиц не неволили и не насильничали, а лишь так сказать, пользовались услугами заведения…
Тома сглотнула, она несколько часов к ряду репетировала ответ на этот вопрос, но произнести заготовленную речь оказалось тяжелее, чем она думала.
- Это я упросила бабушку справить необходимые документы. Все подати мы платили исправно, и к врачу девицы ходили как положено. А то, что публичный дом продолжал работать после смерти Олимпиады Марковны, и то, что девицы добровольно принимали разбойников Собакина, то это наглая ложь. Попробуй их не прими – в лучшем случае изобьют до полусмерти. Не мне им приговоры выносить, но то, что они с моими домашними сотворили – есть насилие, которое нечем оправдано быть не может.
От чего-то мужчины за столом потупили глаза, а Василиса Ивановна еще внимательнее принялась вглядываться Тамару, словно таки смогла разглядеть в ней что-то интересное. От такого пристального внимание Томе сделалось не по себе и щеки ее залила краска.
- Одно лишь то, что девицы, которых я наняла горничными, ранее работали в публичном доме не делает из них преступниц. Закон ни одна из них не нарушала. Я лично могу поручится, что ни краж, ни укрывательства за ними не водится. А единственной причиной, по которой Зои Еремеевой было в свое время разрешено несколько недель жить в доме, был уговор с Собакиным, что песьи к нам заходить не станут. Этот же случай и вынудил меня просить бабушку учредить заведение по всем правилам, чтобы впредь каждая из домашних была под полицейским надзором. Зная об этом, Собакин у нас осмелился появиться только когда он Олимпиаду Марковну отравил, так как точно знал, что теперь девицы к городовым бежать поостерегутся…
Юрий продолжал сжимать Томину руку, хотя на какой-то страшным момент ей показалось что рука его похолодела до крайности. Когда она закончила говорить и повисла тягостная пауза и он вновь вступился:
- Как вы понимаете Федор Степанович, судьба моей супруги была нелегкой, как и у ее подопечных. Еще раз благодарю вас за то, что позволили провести разговор дома, а не в полицейском участке. Спешу вас заверить, что мы с Тамарой Тарасовной готовы оказать самое активное содействие в поимке преступника. У вас будут к нам еще какие-либо вопросы?
Смущенный донельзя полицейский не знал, что и сказать. Такой неловкости он не испытывал уже давно. А потому чуть не засиял от благодарности, когда в разговор вступила Василиса Ивановна.
- Ух, да какие тут могут быть вопросы! Вы за этими своими допросами совсем о тарелках позабыли. А цыпленок я вам скажу отменный, совсем как я люблю. Кушайте, кушайте Федор Степанович. Ужин будет постным, как нам и рекомендовал врач…
Тома сама не заметила, как лукавая Филаретова перевела тягостный допрос на совершенно пустяковые темы. В начале она заинтересовалась Сизовыми и их зятьями. Потом разговор сам перешел на хозяйство в Красновке, конюшню и Алтына. Тома сама не заметила, что начала уже говорить с Василисой Ивановной гораздо свободнее, не дожидаясь от нее вопросов. Сама рассказала жене полицейского о том, как восхитительно играет на пианино мать Юрия и о том, что брат его будет поступать в Петербург. Со стороны даже могло показаться, что их с Юрием брак не такой уж и фальшивый.
Филаретовы засиделись и после обеда, около часа пили чай под граммофон Олимпиады Марковны, пока в дверях не появился посыльный, передавший что Федора Степановича срочно требуют на службе. Только тогда, супруги раскланялись и засобирались на выход.
Усаживая жену в экипаж, полицейский лукаво подмигнут:
- Ну, и какого будет ваше мнение, сударыня?