К ее удивлению, на рынке она встретила Василису Ивановну. Та, вместе с кухаркой выбирала свеклу и увидев Тому тут же замаха ей рукой.
- Тамара Тарасовна, а я уж и не знала, как ловчее напросится к вам на чай. Очень уж мне хотелось с вами поговорить. Юрий Михайлович дома? Если нет, то позвольте мне к вам ненадолго заглянуть, я вас не задержу.
Тома немного удивилась такой настойчивости, но не нашлась как отказать жене полицейского и повела Филатову к себе домой.
- Вы уж меня простите за прямоту, но как вы скоро сами узнаете, с розыскными жить, по их правилам играть. Кстати, об игре. Я знаю о вашей беде. Боюсь вы склонные обвинять вашего мужа в том, в чем он не виновен…
Говоря это, женщина сощурилась на Тому, и в ее глазах заплясали лукавые искорки.
- Вы знаете, что Михаил Юрьевич играет? – Искренне удивилась Тома.
- Я знаю, что он с моим мужем выслеживает большую рыбу. Поэтому пришла вас успокоить на сколько это возможно и призвать к порядку ваши растрепанные нервы.
Филаретова пригубила чай, сделав это на столько изящно и легкомысленно, словно ей было не к сорока, а все каких-нибудь двадцать лет. Светлые ресницы ее затрепетали, а мелкие морщинки в уголках глаз лишь придавали очарования.
Поставив чашку на край стола, Филаретова от чего-то принялась рассказывать о работе своего мужа. О том, как тяжело ей было свыкнуться с его ночными отъездами и его длительным отсутствием дома. Говорила она все только про себя, но Тома понимала, что ей дают инструкцию к браку. Очень специфическую инструкцию надо сказать. Но Тома слушала, внимательно не забывая вовремя кивать и поддакивать. Спустя четверть часа она наконец-то набралась смелости спросила:
- Вы знаете, вы безусловно правы. Юрий Михайлович, также, как и ваш супруг очень скрытен и порой не понимает как важны для меня всякие пустяки. Вот если бы вы смогли со свойственной вам деликатностью намекнуть ему, что я бы очень хотела отправится с ним на свадьбу своей подруги, возможно он бы вас послушал?
Василиса Ивановна лишь растянулась в улыбке.
- Все непременно. Считайте что уже сделано!
Стало совершенно понятно, что Филаретова осведомлена, что Юрий не живет с женой. Томе даже показалось, что если бы она сама не попросила Василису Ивановну о посредничестве, то та сама с готовностью бы его предложила.
Глава 14: Бочкарева Вера Игнатьевна
Из-за свадьбы Верки, Тамара совсем забросила подготовку к экзамену. Как не ругала она себя за это, а сделать совсем уж ничего с собой не могла. Ей было стыдно признаться, но она свалила на себя все приготовления даже не ради подруги, а ради себя самой. Ей казалось, что ее свадьба, да и брак в целом, потерпели крушение. И от того ей отчаянно хотелось хотя бы мыслями вернуться в ту благостную пору, где было хорошо. А хорошо ей было на кануне собственной свадьбы, в тот короткий промежуток времени, который у нее был, между тем как Юрий вернулся из Петербурга, и до того, как она получила второе Тасино письмо. Потому-то Тома бессознательно и хотела снова посвятить себя свадебным хлопотам.
А вот Верка мало походила на счастливую невесту. Идти за пекаря замуж она откровенно побаивалась, хотя сама же говорила, что он человек хороший, надежный и это она, Верка, его недостойна. Но на кануне венчания, когда подруга в очередной раз хотела послать к жениху записку с покаянными извинениями и отказаться ехать в церковь, Тома сказала ей все то, что в свое время самой Томе сказала Любовь Ивановна:
- Ты это брось! Если бы ты не хотела за него идти, то раньше бы от него отказалась. А перед свадьбой всем невестам ерунда в голову лезет. Все хорошо будет.
Верка немного успокоилась и осмотрела себя в зеркале, выглядела она замечательно, несмотря на округлившийся живот. Слава богу, что предыдущее свадебное платье она вместе с остальными своими вещами продала еще в Варшаве, чтобы вернуться в дом у фабрики. Для свадьбы с пекарем они с Томой сшили ей новое светло-голубое платье с очаровательными розочками из атласных лент. Верка ворчала, что с животом она похожа на черничный торт, но Тома только смеялась в ответ на это, утверждая, что для жены пекаря самое оно.
Сама Тома надела бабушкино сизо-серое платье, которое Верка помогла ей подогнать по фигуре. Как таковой траур по бабушке она не носила, считая это лицемерием, так как умудрилась венчается в день ее смерти. Но насить бабушкины вещи ее нравилось, словно это позволяло хотя бы таким образом еще побыть рядом с ней. К тому же вкус у Олимпиады Марковны был исключительный.