- Тебя же на самом деле не Рыбалов интересует, а этот твой Юрий Михайлович, да? Ты же о нем спрашивать пришла…
Тома поджала губы. Все это время, когда Юра не жил с нею, она боролась с отчаянным желанием попросить Тасю разузнать, где он ночует, и не ходит ли по заведениям… помимо тех, в которых играют. Но ответ мыслился ей настолько неприятным, что она всячески гнала от себя подобные рассуждения и к Тасе не обращалась, а вот теперь пришла…
- Значит так, муж твой играет. Но делает это исключительно толково. Не знай я, что он тебе деньги оставляет, подумала бы, что залетный дворянчик транжирит родительское наследство. Но на один крупный выигрыш у него, как и положено, один-два громких проигрыша. С кем нужно за стол сесть, чтобы о нем где-нужно узнали тоже, видать, знает…
- Ты давай ближе к делу. С Рыбаловым он уже играл?
- А кто ж такое наверняка знает то? Рыбалов то нынче не шулер какой … с ним просто так за стол не сядешь, да и знакомство не заведешь. Вот ты его хоть раз вблизи видела? А вот песьи твоего Юрия Михайловича уже в лицо знают. Еремина помнишь, Зойкиного братца?
Томе стало нехорошо от гадкого предчувствия.
- Так он же на каторге?
- Был, да с деньгами и не оттуда убежать можно! Захотел он было перед Псом выслужится за свой побег, говорят подкараулил твоего муженька с пером, но что-то там не вышло. Вроде как самого Еремена на карете скорой помощи в богадельню увезли, а оттуда обратно на каторгу…
Тома ахнула. Только сейчас она поняла, что в отличие от нее, Юра не знал ни самого Пса и его прихвостней в лицо, а значит, все это время находился даже в большей опасности, чем она полагала.
- И что же теперь? – задала Тома вопрос даже не Таси, а скорее себе самой, но подруга все-равно поспешила ответить.
- Я уже о том думала. По уму уезжать вам надобно из Петербурга. Хотя бы у этих твоих Сизовых поживите, или еще у кого. Пока Пса не повязали, нечего вам тут делать…
Но Тома уже понимала, что уезжать нужно было раньше, как и уговаривать Юру не играть тоже следовало раньше… А ведь все могло сложится совсем по-другому! В воображении у ее тут же нарисовались картины их такого-возможного счастья. Вот они с мужем идут к леваде, где резвиться Алтын со своими жеребятами, тычет мордой в плечо, требуя угощения. А вокруг нет ни Собакина, ни всей этой ерунды, только сельский пейзаж да дубовые рощи Красновки. Могло бы так все быть? Приняла бы ее Любовь Ивановна? разрешила бы остаться?
Из меланхоличных раздумий Тому выдернула Тася. Подскочив с кровати, та крепко схватила подругу за руку и потянула за собой из комнаты…
- Пошли к Мадам! надеюсь она уже встала…
Глава 15: Мадам Лиговская и ее «птички»
«Мамка», «Бандерша», «Сводница»: названий у содержательниц борделей было великое множество, Тома знала их все, так как то и дело примеривала их на себя. Но вот почему самую успешную из владелец Лиговских заведений звали не иначе как «Мадам» понятия не имела.
А домыслов тем было много: Одни болтали, что она из мелкой французской знати, а в Россию приехала с любовником, который проигравшись бросил ее в Петербурге совсем одну. Другие поговаривали, что она заезжая актерка, сыгравшая на подмостках саму «Мадам Баттерфляй». Сама же Мадам обожала эти слухи, и коллекционировала самые невероятные из них. Ведь только она доподлинно знала, что началась ее история, ни в Париже и ни в театре, а недалеко от Сенной площади, в местной картеле нищих, где ей каким-то чудом удалось дожить до четырнадцатилетнего возраста, когда уже можно было начитать не только просить милостыню… Ей повезло не растратить себя в Малиннике и сразу осесть у одного фортового, затем не отъехать с ним на каторгу, а переехать жить ко второму. Дальше, будущая Мадам уже неплохо разобралась в нехитрых правилах женской успешности и ловко переезжала ко все более богатым и успешным любовникам, вовремя и без сожаления разрывая старые связи ради новых.
Только в двадцать пять ее бросили саму ради более юного создания. Тогда уже Мадам вышла замуж за старого, сходившего с сума старика, и всего за пару лет стала весьма обеспеченной вдовой. Дело того стоило, хотя вспоминать об этом времени своей жизни она совсем не любила… Достигнув положенного возраста, Мадам открыла свое заведение и начала приумножать, доставшееся от покойного мужа небольшое состояние. Конечно было немало мужчин, желающих «помочь» ей вести дела, но Мадам предпочитала всех держать на почтительном расстоянии и не разу после открытия заведения не завела себе ни любовника, ни управляющего.
К Тасе Мадам прониклась практически сразу, а девушка в свою очередь отвечала благодарностью, видя в немолодой уже Мадам ни то свою погибшую мать, ни то собственное, как ей казалось, блестящее будущее. В любой другой ситуации в дорогие куртизанки Тасе путь был бы закрыт, но Мадам приняла ее даже с «потрепанными перышками», как нежно называла сама Тася свои шрамы.