- А я-то думал, - пробормотал он, - что вы те самые фальшивомонетчики, что останавливались в трапиче. Оттуда послали в село нарочного, чтобы начальство арестовало их, но крестный был в поле. Он открывает алькальдию только в рыночные дни. Кроме того, на его имя пришло несколько телеграмм. А ведь я теперь полицейский комиссар...
Не дав "комиссару" времени продолжить объяснения, я приказал ему подвести лошадь сеньоре. Алисия, чтобы скрыть свою бледность, опустила на лицо вуаль. Мы тут же двинулись в путь. Появившийся так некстати незнакомец проводил нас молча глазами, но потом внезапно вскочил в седло и, догнав нас, с улыбкой обратился ко мне:
- Ваша милость, распишитесь на этой бумажке, пусть крестный удостоверится, что я выполнил его поручение. Подпишитесь, как интендант.
- А есть у вас чем писать?
- Нет, но по дороге найдем. Я должен привезти расписку, иначе алькальд посадит меня.
- За что? - спросил я, не останавливаясь.
- Если верно, что вы назначены чиновником, помогите мне. Вышел такой случай... Кто-то украл телку, а подумали на меня. Меня арестовали, но крестный взял с меня подписку о невыезде, а потом, за отсутствием комиссара, определил меня на эту должность. Зовут меня Пепе Морильо Ньето, а прозвали Пипой...3 [3 Пипа - большая безобразная жаба.]
Болтливый плут продолжал ехать справа от меня, рассказывая о своих злоключениях. Он взял у меня узел с одеждой, положил его к себе на седло и заботливо следил за тем, чтобы он не упал.
- Мне не на что купить приличный плащ, и нужда заставляет меня ходить босиком. Извольте видеть, ваша милость, этой шляпе больше двух лет, и я привез ее из Касанаре.
При этих словах Алисия испуганно взглянула на Пипу.
- Вы жили в Касанаре?
- Да, сеньора, я знаю льяносы 4 [4 Льяносы - степная полоса между Кордильерами и Ориноко, лежащая на территории Колумбии и Венесуэлы; общее наименование южноамериканских степей, называемых также саваннами и пампой.] и каучуковые леса Амазонки. Немало ягуаров и змей убил я там с божьей помощью.
В эту минуту нам встретились гуртовщики, гнавшие скот. Пипа стал упрашивать их:
- Сделайте одолжение, дайте карандашик расписаться.
- Таких вещей не держим.
- Не говорите при ней о Касанаре, - шепнул я Пипе. - Едемте со мной, и при первом удобном случае вы дадите мне сведения, которые могут быть полезны мне как интенданту.
Докучливый Пипа тараторил без умолку, рассыпаясь в любезностях. Он заночевал с нами близ Вильявисенсио, превратившись в пажа Алисии и развлекая ее своей болтовней. И в ту же ночь он сбежал, украв мою оседланную лошадь.
Все эти мрачные воспоминания теснились в моей голове, как вдруг мое внимание привлекла яркая вспышка недремлющего пламени костра, разложенного в нескольких метрах от наших гамаков, чтобы предохранить нас от нападения ягуара и других ночных опасностей. Дон Рафо раздувал огонь, стоя перед ним на коленях, как перед божеством.
А между тем унылая пустыня продолжала молчать, и душу мою наполнило ощущение бесконечности, излучаемой мерцающими созвездиями.
И я опять вернулся к воспоминаниям. Вместе с угасшим днем навсегда ушла половина моего "я", и мне предстояло начать новую жизнь, отличную от прежней, рискуя погубить остаток молодости и самый смысл моих мечтаний, ибо, если бы они и расцвели вновь, их или некому было бы посвятить, или алтарь, для которого они предназначались, был бы занят неведомыми прежде богами. Алисия, наверное, думала о том же, и, усиливая во мне угрызения совести, она в то же время смягчала мою тоску, деля ее со мной, потому что и она сама летела, как семя, уносимое ветром, не зная куда и страшась земли, которая ее ожидает.
Алисия несомненно обладала страстным характером: в минуты отчаяния решимость торжествовала в ней над робостью. Порою она жалела, что не отравилась.
- Пусть я не любила тебя такой любовью, какой ты ищешь, - говорила она, но как ты решился воспользоваться моей неопытностью и обречь меня на несчастья? Разве я когда-нибудь забуду, какую роль сыграл ты в моей жизни? Чем ты оплатишь мне свой долг? Уж не тем ли, что будешь обольщать крестьянок на постоялых дворах и увлекать меня за собой, чтобы потом бросить. Если у тебя такие замыслы, то лучше не удаляйся от Боготы, - ты меня знаешь. Ты поплатишься за это!
- Тебе хорошо известно, что я до смешного беден.
- Мне все уши прожужжали этим, когда ты бывал у меня. Но ведь я прошу от тебя не денег, а места в твоем сердце.
- Зачем ты молишь меня о том, что я сам уже отдал тебе добровольно? Я все оставил ради тебя и самого себя отдал на произвол судьбы, не задумываясь о последствиях. Хватит ли у тебя мужества, чтобы страдать и верить?
- Разве я не всем для тебя пожертвовала?
- Ты боишься Касанаре?
- Я боюсь за тебя.
- Судьба одна, а нас двое.
Такой разговор вели мы вечером в одной из хижин Вильявисенсио, дожидаясь жандармского офицера. Наконец, перед нами предстал приземистый человек в форме цвета хаки, с седеющей шевелюрой, щетинистыми усами и несомненно пьяница.
- Здравствуйте, сеньор, - пренебрежительно сказал я ему, когда он остановился на пороге и оперся на саблю.
- О поэт! Эта девушка - достойная сестра девяти муз! Надо быть поласковее со старыми друзьями! И он обдал меня спиртным перегаром. Сев на скамейку рядом с Алисией и прижимаясь к ней, он прохрипел, хватая ее за руки:
- Какой бутончик! Ты уже забыла меня? Я - Гамес-и-Рока, генерал Гамес-и-Рока! Когда ты была маленькой, я сажал тебя на колени.
И он попробовал повторить это теперь.
Алисия вскрикнула, изменившись в лице:
- Нахал! Нахал! - И она оттолкнула его.
- Что вам угодно? - с негодованием закричал я и плюнул ему в лицо.
- Что с вами, поэт? Того ли заслуживает благородный человек, который хочет избавить вас от тюрьмы? Оставьте мне ее, я друг ее родителей, а в Касанаре она у вас погибнет. Я сохраню молчание. А вещественное доказательство - мне, мне... Оставьте ее мне!
Не дав ему кончить, я в порыве гнева сорвал с Алисии туфлю и, отшвырнув жандарма к стене, принялся бить его туфлей по лицу и по голове. Генерал, невнятно бормоча, рухнул на мешки с рисом в углу комнаты. Там он и заснул с громким храпом, а мы с Алисией и доном Рафо, полчаса спустя, уже ехали по бескрайним степям.
- Кофе готов, - произнес дон Рафо, подойдя к гамакам, затянутым сеткой от москитов. - Просыпайтесь, дети, мы в Касанаре.