Каждые три или четыре часа из Москвы прибегал очередной гонец с депешами, извещавшими, что в столице все обстоит благополучно.
Вечером на четвертый день святок явился молодой князек, Семен Мышкин-Мышецкий, числившийся на службе по иностранной коллегии и бывший личным секретарем при отце: привез от князя Федора доклад с разными новостями.
К «анпиратору», рано замкнувшемуся в уютной опочивальне с Танюшкой-сказочницей, князька не допустили. В одной из комнат дворца собралось несколько приближенных «анпиратора» с фельдмаршалом Хлопушей во главе, и Семену Мышкину-Мышецкому было предложено сделать этому «царскому совету» краткий доклад по содержанию привезенных депеш. При этом присутствовал и Минеев.
Давно невзлюбивший молодого князя за его молодость и пригожесть безносый Хлопуша встретил Семена Мышкина-Мышецкого насмешливым вопросом:
— И как это ты снегу не побоялся, барчук? Замерзнуть по дороге мог... А с какими новостями пожаловать изволил? Докладай царскому совету. Его величество отдыхает, приказал не беспокоить до завтрева.
Семен Федорович принялся излагать вкратце привезенные новости:
— В Москве все спокойно. Москва мирно празднует святки, да и погода там эти дни была хорошая. Метель только тут, вокруг Раздольного. Ну, а что касается новостей, то вот они; ехали в Москву посольства от цесарского величества из Вены да от короля прусского. Из Берлина везли даже царю подарки разные, промежду прочего полное фельдмаршальское обмундирование, золотую шпагу, часы с хитрой механикой и еще другое. Да польские власти задержали под разными предлогами.
— Зарываются ляшки! — засмеялся Хлопуша. — Ну, дальше!
— Случайно прорвавшиеся через польские кордоны на русскую сторону купцы-армяне привезли иностранные куранты, в которых пропечатано, что сам Фридрих II, король прусский, уже собиравшийся выехать в Кенигсберг, где собрана восьмидесятитысячная армия, внезапно заболел и, по-видимому, опасно, так что дважды уже распространялся слух о его смерти.
— А пущай его помирает, старый перец! — засмеялся Хлопуша. — Нам никакого огорчения окромя радости...
— Поляки заявляют нам все новые требования. Ведут себя очень дерзко. Промежду прочего, те же армяне сообщают, что в тылу у польской армии, придвинутой почти к Смоленску, не все гладко: гайдамаки с Украины переходят за польскую границу, подбивают холопов, режут панов, грабят жидов. Уже взяли и сожгли несколько богатых местечек. Разгромлены поместья Радзивиллов и Сангушек.
— Ништо полячишкам! — позлорадствовал Хлопуша. — Мы им еще пустим красного петуха. Пущай по Польше погуляет... Ха-ха! Холоп-то и там такой, как у нас крепостной... Да они, полячишки, своему холопу горячего сала за шкуру любят заливать, поди, почище, чем наше баре...
— Нет ли каких особых новостей из Питера? — осведомился Минеев.
— Был бунт в Кронштадте: бомбардир Аверьянов подбил, было, матросов, да комендант крепости генерал Рогачев сразу подавил беспорядки и всех зачинщиков расстрелял. А в Питере толкут по-прежнему воду в ступе, никак не сговорятся, кого бы царем поставить. За последние дни надумались: царя пока что не ставить, а выбрать кого-нибудь в диктаторы...
— Это что же за штука такая? — полубопытствовал Хлопуша.
— Диктатор — это как бы царь, только без титула и на время, — пояснил Минеев.
— Хе! Не так глупо! — отозвался Хлопуша. — Да еще ежели выберут какого-нибудь царицына енарала настоящего, к примеру сказать, Румянцева альбо Суворова, поди, и сделают что-нибудь... Да нет, не дойдет до того! Ежели бы офицерье выбирало, то, двистительно, выбрало бы толком. А господа-сенаторы, лысые старички сопливые, те своего захотят да такого, чтобы только видимость была...
— Действительно, — продолжал Мышкин, — по донесениям из Петербурга из-за этой мысли только пущий разлад пошел. Намечают то того, то другого, роют друг дружке яму, а согласиться никак не могут.
— Нам же лучше! А с Дону какие вести?
— Турки опять растрепали донцов, вознамерившихся было отнять фортецию Святого Димитрия Ростовского. Сам Бугай еле ноги унес. Теперь посылают они на Москву посланцев сговариваться идти вместе против турок. На Южной Украине большая тревога. Ходит слух, что татары собираются с силами, весной набег учинят. Уже под Славянском и Елизаветградом видели в степях подозрительных конников, по всем приметам разведчиков ханских. И Полуботок боится, как бы татары бед не наделали. Ведь старые фортеции почти совершенно разрушены при беспорядках, гарнизоны малы...
— Поди, и Павло, собачья душа, на пояотный двор пойдет? — засмеялся зло Хорпуша. — Ах, езовит, хохол, мазница! Хитрил-хитрил, да и перехитрил самого себя.