– Мы были на «ты», Юра, – Анна выдернула руку и помахала в воздухе длинными пальцами. – Ну, и клешня, скажу я тебе! Каким спортом занимаешься?
– Боксом. Занимался в университете, давно… Сколько же лет прошло!
– Двадцать. Как и сказано в твоей статье. Я поняла, что это написал кто-то из наших, или с его слов. Но я не сразу тебя узнала.
– И я тоже. Смотрю: вроде бы похожа… Так значит, тебя серьезно все это интересует?
Анна взяла со стола газету и приблизила ее к глазам. Горин понял, почему она щурилась: женщина была близорука, но очки носить не хотела. Он почувствовал себя мерзавцем. Получилось, что с той единственной, которую, может быть, он только и любил настоящей любовью, он просто планировал завести заурядный романчик.
Анна стала читать, нарочито низким, страшным голосом:
– «…И тогда пугало дернуло головой, которая была сделана из старого треснутого чугунка. Глаза его засветились. Пугало со скрипом согнуло руку и посмотрело на свою ладонь, сделанную из корня сорняка. Казалось, что лицо его выражало удивление. В этот момент шест, на котором стояло пугало, треснул вдоль, и пугало выпрыгнуло из земли, у него как бы образовались ноги. Пугало сделало несколько пробных движений этими ногами, будто танцуя на месте и, не глядя на ребят, устремилось прочь, вошло в кусты смородины и зашелестело в них. Дети стояли как вкопанные, с ужасом глядя, как идет сквозь кусты смородины то, что несколько минут назад было обыкновенным огородным пугалом. Долго еще был видна шляпа, возвышаясь над кустами, шляпа, надетая на старый, черный, треснутый чугунок…»
Прочитанный вслух текст показался Горину убогим, он заметил, по крайней мере, две стилистические ошибки.
– Разве ты видел все это? – спросила Анна.
– Нет, конечно! Это же Игорь рассказывал. Все сразу убежали, как только пугало ожило. А он остался.
– Смельчак, ничего не скажешь…
– Нет, просто он не мог пошевелиться от страха. Вот и получилось, что Игорь – самый смелый из нас.
– Кстати, ты видишься с кем-то из ребят?
– Нет, – сказал Горин.
Он исповедовал старомодный принцип: никогда не врать, предпочитая пользоваться фигурами умолчания. Поскольку Анна употребила слово «ребята», Горину удалось избежать лжи.
– И Марину ты не видел?
Горин отвел глаза, чувствуя, что краснеет.
– Нет, – ответил он. – Очень давно не видел.
И это было правдой, потому что «давно» – смутное и растяжимое понятие.
– А сундук? – переменила тему Анна, и Горин облегченно вздохнул. – Он по-прежнему там?
– Думаю, сундук колдуньи так и лежит в земле уже двадцать лет.
– Тебе ни разу не пришло в голову его откопать?
– Да я уже и место давно забыл.
Анна помолчала.
– Значит, ты все-таки веришь в пугало? – спросила она.
Горин посмотрел на нее с удивлением.
– Никакого пугала не было, – сказал он. – То есть, конечно, оно было, но никуда не бегало.
– Что-то я не понимаю… Не веришь, а пишешь.
– Ну и что? Это ж моя работа.
– А как же ты объяснишь все то, что произошло?
Горин пожал плечами:
– А ничего не произошло. Просто мы выпили неизвестно что. Эту бурду, которую сварили по рецепту колдуньи. Наверное, сильно действующий галлюциноген. Я именно так все себе и объясняю.
– В статье ты об этом не написал.
– Ну, статья есть статья. Пусть читатели думают, что дети и вправду столкнулись с каким-то необъяснимым явлением, с потусторонним миром и так далее. На то мы и «страшилка».
Анна задумалась, прикрыв ладонью глаза. Затем проговорила с глубоким убеждением:
– Вот, что я тебе скажу. Пугало было. И пугало есть. Я видела его не один раз. И ты, я уверена, сам его еще увидишь.
Горин закусил щеки, чтобы не улыбнуться. Если она говорит серьезно, то он влюблен в сумасшедшую.
– А дом-то ваш в деревне цел? – спросила Анна.
Горин окончательно убедился в том, как странно она себя ведет: прыгает с темы на тему и не может сосредоточиться.
– Цел, куда ему деться? Только я давно в деревню не езжу.
Вспомнив о том, при каких обстоятельствах он последний раз был в деревне, Горин смутился и снова покраснел. У него была редкая способность быстро и сочно краснеть: именно поэтому он и стремился к формальной честности.
Анна внимательно посмотрела на Горина.
– Мы-то наш дом продали давно, – сказала она.
– Я знаю.
Анна вдруг замолчала, возникла неловкая пауза. Горин предложил ей кофе – хороший способ продолжить беседу. Он вышел на кухню, включил кипятильник. Конечно же, он хорошо помнил, как следующим летом снова приехал к бабушке отдыхать, а в доме, где жила Аня, были уже другие люди. Горин и не пытался искать ее. Это сейчас, разменяв четвертый десяток, ты можешь подойти к кому угодно и небрежно сказать: Понимаешь, я влюбился в одну женщину, не знаешь ли ты…