– Я принесла в город зло? О нет! В этом не было нужды. Я вообще ничего не приносила. Я – зло. Я – порождение бездны. Вы не сможете убить меня. Зло неистребимо. Троньте хотя бы волос на моей голове – и ваш милый городок исчезнет с лица земли, словно его и не было. Разумеется, вместе с вами, его жителями.
Ее смех был прекрасен. Звонок и нежен. Хотелось смеяться вместе с ней. Все, что она делала, было красиво. Но она была злом. И знахарь понял – женщина не лжет. Он сразу утратил ярость. Сгорбился и спросил устало:
– Почему к нам? За что?
Она улыбалась. Улыбка, от которой теплеют сердца.
– Когда злу долго не приносят жертву, оно само приходит за ней. Вы живете тихо, беззлобно, почти праведно. Вы забыли о том, что на свете есть зло. Я пришла, чтобы вы вспомнили.
И они вспомнили. Вспомнили и устрашились. Упали в ноги к женщине и молили о пощаде, завывая и плача. Все как один. Все те, кто пришел изгнать ее, а если нужно – убить. Это была трогательная картина. Если бы только раболепство могло тронуть зло. А она все улыбалась. И, наконец, сказала:
– Хорошо, я не возьму много. Раз вы так любите свой город – вы достойны сами избрать мне жертву. Одну жертву из вашего города. Но эта жертва должна быть принесена добровольно.
Это было сказано на исходе ночи. А утром весь город узнал о пришедшей беде. Кто-то плакал, кто-то истерично смеялся. Когда в город приходит зло – его жители быстро сходят с ума. А мэр и его помощники силились решить, кого следует принести в жертву. Умирать никому не хотелось.
Жеребьевка прошла на закате. Весь город собрался, чтобы испытать свою судьбу. Один крошечный шанс на всех – стать жертвой пришедшему в город злу. Одним человеком город откупится от зла. Кто станет этим единственным? Мне все казалось игрой. Забавной игрой и только. Не могла я, воспитанная в атмосфере всеобщей любви, осознать величие зла.
Жеребьевка казалась мне еще одним веселым и забавным развлечением, вроде Праздника Города, Осеннего Карнавала или Майского Праздника. Забавно и, в общем, безвредно. Кто-то был и вправду озабочен своей судьбой, но было довольно таких же, как я, не понимающих, что происходит, привыкших, что вся жизнь должна состоять только из одних праздников.
Именно мне достался этот маленький черный шарик. Первая в моей жизни несправедливость к сожалению оказалась фатальной. А я даже не знала, не постигла еще, каковы бывают несправедливости жизни. Когда жребий пал на меня, я почти не испугалась. Ведь я никогда всерьез не верила в опасности. У меня же столько друзей, готовых оградить, защитить, помочь. Пух и шелк. Они помогут мне, обязательно помогут. Один из них, самый верный и дорогой, возьмет на себя этот жребий, чтобы я жила, радуя окружающий мир нежностью и красотой. Я ведь так молода, так прекрасна. Мне слишком рано умирать.
Так думала я. Все так не думали. Я вытянула этот жребий и ждала защиты, не зная, что невозможно защититься от собственной судьбы. Может, я ждала даже не спасения, а хотя бы сочувствия, ободрения. Может, я хотела прожить последний день моей жизни в окружении друзей, в тепле и неге, как прежде. Пух и шелк, к которым я так привыкла.
Они отвернулись от меня, все до единого. Стоило мне взглянуть на них – и они отводили глаза. Стоило мне заговорить – и они тут же с извинениями отступали, ссылаясь на неотложные дела. Они были вежливы, даже милы, но в их лицах, в их глазах больше не было тепла для меня. Стоило мне подойти – и они отшатывались, торопясь уйти. Я была заражена неизлечимой болезнью – смертью. Они продолжали жить. Мне предстояло умереть.
У меня был день. День, который я проведу в одиночестве. А перед ним была ночь. Ночь, которая подарила мне, испуганной и измученной неизвестностью, славный сон, где истинная дружба способна творить чудеса и покруче, чем просто спасти от смерти ни в чем не повинную любимицу маленького городка.
А утром я узнала, что виновна. Виновна в неотразимости судьбы. Виновна в невезении. Я получила жребий, который добровольно не выберет ни один человек, если он не сумасшедший или герой. Что, впрочем, одно и то же. Не нужно было идти к друзьям с просьбой защитить меня, взять на себя свою ношу. Но я так боялась смерти. Я слишком молода, я не хочу умирать.
Они отреклись от меня. Я просила их о милосердии, умоляла помочь, а они только пожимали плечами и говорили что-то ничего не значащее, ведь это со мной случилась беда, со мной, а не с ними. Я рыдала, а они злорадно ухмылялись, счастливые, избавленные мной от тяжкой участи – стать искупительной жертвой злу. Я умоляла, а мне мягко возражали – это не страшно, это большая честь для меня: умереть молодой, в расцвете своей красоты. Пух и шелк.