Коля Муравский, успешно закончивший университет и пока числившийся «помощником присяжного поверенного», со своими коллегами-юристами совершил первое чудо: дожал Министерство внутренних дел и выбил из него разрешение на созыв съезда. Я, конечно, подозревал, что здешнее МВД пытается контролировать все и вся, но чтобы настолько… То есть мало было испросить разрешения – нужно было утвердить программу, каждый пункт, регламент и ни-ни отклоняться под угрозой закрытия съезда.
И согласовать дату – нельзя в пост, нельзя на тезоименитства, нельзя в церковные праздники, нельзя, нельзя, нельзя…
И вот ей-ей, гипертрофированное НКВД, которое занималось всем подряд, возникло не просто так, а имело в основе вполне родную традицию – МВД Российской империи было не менее монструозно. И даже имело в своем составе строительные организации, разве что без ГУЛАГа – Корпус гражданских инженеров, отвечало и за электропроводку, и за назначение учителей (!), и за статистику, и за иностранные исповедания, и за осуществление решений правительства, и за городское управление… Провести выборы предводителя дворянства – МВД, соорудить памятник – МВД, продовольственная помощь – МВД, все, что угодно, вплоть до страхования и ветеринарного дела. Неудивительно, что этот бюрократический монстр был громоздок, неэффективен, страшно боялся любых изменений (а вдруг налаженная рутина сломается?), да еще и работал медленно.
И вот эту структуру Коле удалось пробить и получить утвержденную повестку. Конечно, полностью все, что мы планировали, в нее втиснуть не удалось – например, вычеркнули комиссию по кооперативной пропаганде. На удивление прошли почти все «мастер-классы» – доклады для заинтересованных лиц по разным аспектам работы артелей. Я ввел такой новый формат в надежде, что практические занятия, как мы их наименовали, вызовут меньше возражений, чем заседания всяких там комитетов, так и вышло.
Вторым чудом стало то, что фон Мекк какими-то своими хитрыми путями представил программу съезда на одобрение московскому генерал-губернатору. Я так полагаю, что он просто сумел, что называется, «подсунуть на подпись» – великий князь был скорее церемониальной фигурой, нежели хорошим администратором. Но, как говорится, «и так неплохо вышло», и эта подпись нам потом очень пригодилась.
Третьим чудом – место для проведения съезда. Помещения на сотню делегатов и полсотни-сотню гостей в Москве найти можно было – и свадебные дома, и Охотничий клуб сдавал свои помещения, были и Большой зал Консерватории, и поточные аудитории Университета.
Но…
Громадное такое «но» – как только мы говорили, что на съезд артелей прибудет в количестве вот этот самый le grand muzhike russe, так сразу же находилось десять тысяч отговорок и причин для отказа. Первым отпал Охотничий клуб, но с ним это было худо-бедно ясно – заведение элитарное, в смазных сапогах туда никак нельзя. Затем отказались и свадебные дома, то есть особняки, которые сдавали под проведение разного рода торжеств – «частные компании, имеют право». Но вот либеральная профессура, которая при каждом удобном случае клялась в любви к народу, удивила – оказывается, допускать мужика в храм музыки (или науки) тоже никак невозможно. Занятия, то-се, ну вы же понимаете…
Понимаем-понимаем, трындеть про народное дело лучше издалека.
Выход нашелся неожиданный: мы арендовали кирпичное здание в русском теремковом стиле, с большим внутренним пространством – первую городскую электростанцию на Дмитровке, ее отключили еще в 1897 году. Строение, кстати, и собирались использовать для тех же целей, что и у нас – мы удачно вклинились перед пожарной выставкой и Всероссийским пожарным съездом, намеченными на весну.
Главной «ударной силой» на съезде предполагались мужики из самых первых артелей, успевшие за три года и поднять свое материальное положение, и прочувствовать выгоды совместной работы. Кроме того, мы активно использовали схему последовательных инвестиций – если в первые артели я вкладывался напрямую, то, подзаработав денег, уже они вкладывались в следующие и так далее. Получалась своего рода пирамида или матрешка, где наши деньги (в том числе и полученные от продажи южноафриканских алмазов) с каждой новой ступенькой все больше и больше растворялись в общей массе, но тем не менее позволяли сильно влиять, а кое-где и полностью контролировать происходящее.
И естественно, что в такой системе главными проводниками наших идей, помимо студентов-агрономов, были те же самые мужики-первопроходцы. Так что перед съездом за нас гарантированно было не менее трети делегатов, еще процентов тридцать было скорее за нас, чем нет, а вот с остальными надо было работать – не то чтобы они были против или там представляли какую-то иную группировку, просто не втянулись еще и мысли у них были пока что вразброд.