Предложение прокатиться было своего рода ежедневным ритуалом и приветствием – я предпочитал всюду ходить пешком, но сегодня с утра накрапывало, намечалась гроза, и я неожиданно согласился.
– А поехали! На Собачью площадку. Никанорыч, чего зря под дождем стоять – зайди в швейцарскую, – я указал на наш подъезд, за дверьми которого маячил привратник.
– Не извольте беспокоиться, Михал Дмитрич, служба-с, – козырнул полицейский, но явно был мне благодарен.
Василич поднял верх у пролетки, дождался, пока я усядусь на сиденья красной кожи, слегка хлестнул вороного вожжами по крупу и тронул. Застучали подковы, зашуршали резиновые шины, потекли мимо переулки и бульвары. На спине Василича болтался на тонком ремешке номер – точно такой же, как и прибитый снаружи к коляске.
– Что ж так медленно, Василич?
– Так дождь, господин инженер, в дождь нам быстро нельзя, чтобы грязью людей не забрызгивать.
Так и доехали шагом на угол Собачьей и Борисоглебского, где под козырьком подъезда меня ждал в штатском недавно вернувшийся в Москву Болдырев. Мы расцеловались и переулком вышли к одному неприметному дому на Молчановке, к одной из конспиративных квартир.
– Итак, господа, позвольте обоюдно вас рекомендовать. Надворный советник Сергей Васильевич Зубатов, начальник Московского охранного отделения и есаул…
– Виноват, – прервал меня Болдырев, глядевший на Сергея с некоторым удивлением, – не есаул, войсковой старшина, с недавних пор.
– О, поздравляю! И войсковой старшина Лавр Максимович Болдырев, военно-учетный комитет.
Названные поклонились друг другу.
– Вы оба знаете мои прогнозы на грядущую войну с Японией, я даже думаю, что она начнется еще раньше, чем я предполагал, в первую очередь из-за ускорения строительства Транссиба – поезда уже ходят до Харбина, еще год – и Сибирский путь будет завершен.
А познакомил я вас вот почему. Я уверен, что Япония, осознавая свою слабость на суше, будет стремиться вызвать внутренние беспорядки в России. И скорее всего, для этого будут использованы наши только что образованные социалистические партии, имеющие тягу к террору.
– Но при чем тут я? – вскинулся Болдырев. – Указанные организации совсем не по военному ведомству!
– Безусловно, но для того, чтобы преодолеть их грызню, нужна некая внешняя сила, и я вижу в этом качестве японский военный атташат, а это уже вполне ваша сфера, Лавр Максимович.
Зубатов с Болдыревым впервые взглянули друг на друга с интересом, а я продолжил:
– Главная проблема у социал-террористов – слабое финансирование. Полагаю, что японские военные дипломаты это знают и надеются за небольшие, в общем-то, деньги получить внутри России пятую колонну…
– Простите, что?
Черт, опять анахронизм. До пятой колонны еще тридцать с хвостиком лет, а я снова ляпнул привычное мне слово.
– М-м-м… это американский термин, обозначающий внутреннего врага, действующего в согласии с врагом внешним, военным. Так вот, за небольшие деньги можно организовать конференцию ультрареволюционеров…
– Пожалуй, – нахмурился Зубатов, – снять помещение, свезти всех вместе… А учитывая, что все они сходятся на необходимости свержения самодержавия, подвигнуть их к выработке некоей общей позиции будет не так-то и сложно. Можно дать денег на закупку оружия…
Болдырев подтверждающе закивал и подхватил:
– И тут тоже расходы будут невелики, вся Европа перешла на магазинные винтовки, и на складах скопилось множество однозарядок, которые некуда девать, их могут отдать за бесценок.
– Давайте прикинем, кто мог бы… – обхватил подбородок ладонью Зубатов. – Платформа «большевиков», к которой принадлежит редакция «Правды» и ряд ее неуловимых агентов, вроде Соседа, Крамера или Никитича, конечно, сбила страсть к террору, но тем не менее Боевая организация социалистовреволюционеров, анархисты-безмотивники…
Это хорошо, что меня, Савинкова и Красина причислили к «неуловимым» (эх, где бы нам найти еще Ксанку и кто из нас Яшка-цыган?), хотя было не очень здорово, что наши клички быстро становятся известны охранке. Впрочем, для того клички и придумываются. Профессионалы тем временем нашли общий язык, и мне оставалось только откланяться, оставив их обсуждать возможные направления работы. И это не могло не радовать – в реале взаимная координация между разными спецслужбами отсутствовала если не напрочь, то была пренебрежимо мала.
По дороге домой через арбатские переулки я погоревал, что нет никаких способов повлиять на флот, который нацеливается на противодействие десанту, в то время как японская программа кораблестроения ставит задачу господства на море – отчего русское морское командование допустило и ослабление Порт-Артурской эскадры и действовало с некоторой вялостью. Может, подсказать Болдыреву про угольные мины? Но черт его знает, как он отнесется к таким не джентльменским способам ведения войны, тут как раз расцвет всякого рода Гаагских да Женевских конвенций, господствует стремление к гуманизации военных действий… Или наших боевиков потренировать на корабликах, которые будет перекупать Япония? Дело-то нехитрое – добыть тол, сформовать, обвалять в угольной пыли да подкинуть… Ладно, политика – искусство возможного, будем работать с тем, что есть.