Под аркой, на ступеньках, ведущих вниз, я нашел трехлетнюю девочку. Она раскладывала вокруг себя камешки, которые вынимала из кармана передника.
— Два камешка, камешек, два камешка, огонек, тра-ля-ля-ля, — пела она песенку, которую, вероятно, только что сама сочинила.
— Дядя, сыграй со мной, — попросила она, заметив меня.
«Наконец-то живая душа! — обрадовался я. — Если тут ребенок, то поблизости должна находиться и мать».
— Где же твоя мама, девочка? — спросил я.
— Я не девочка, я Эвичка, — возразила она.
— Ну ладно, Эвичка, — засмеялся я с облегчением. — Ты здесь живешь?
— Что ты! — пропела Эвичка. — Я живу вон там, — махнула она неопределенно рукой.
— Значит, где-нибудь в доме напротив? — выспрашивал я.
— Что ты! Я живу далеко за мостом.
— За мостом через Влтаву?
— Ага! За Кар-р-рловым мостом, — прокартавила она.
— А где же твоя мама? Ушла в магазин?
— Что ты! — завертела она головой. — Мама дома.
— Ты здесь одна? Кто же тебя привел? — удивился я.
— А я убежала. Только ты никому не говори!
— Вот это мне нравится! Убежала. Да еще так далеко! Ну, идем, я отведу тебя домой. Наверно, мама уже беспокоится.
Она с готовностью вложила ручку в мою ладонь, и мы зашагали по залитой солнцем мостовой.
Неожиданно я услышал странный гул. Я остановился и прислушался. Гул усиливался.
— Не бойся, дядя! Это самолеты, — успокоила меня Эвичка.
Я погладил ее по голове, но тревога моя возросла.
Над Микулашским храмом сверкнул первый самолет, и тотчас же за ним вынырнула целая стая каких-то странных металлических птиц.
— Это же не наши самолеты! — закричал я в ужасе.
Маленькая Эва заплакала.
— Прага эвакуировалась, на нас напал враг! — догадался я. — Атомная война! Так вот почему все дома опустели!
У меня подкосились ноги. Ужасная картина мучительной огненной смерти приковала меня к месту.
Эвичка непонимающе смотрела на меня большими, полными слез глазами и тихонько всхлипывала. Я схватил ее на руки, бросился под арку ближайшего дома и пробежал по темному коридору на тесный дворик, куда, очевидно, редко заглядывало солнце. В углу возле винтовой лестницы виднелись мрачные, кованые двери. Я стремительно открыл их и, освещая себе путь фонариком, быстро спустился в подвал.
«Снова лезу под землю, как крот», — мелькнуло у меня в голове.
Девочка стала кричать:
— Я хочу домой! Я боюсь!
Я забрался вместе с ней в самый дальний угол подвала и сел спиной к входу, скорчившись над беспомощной фигуркой, чтобы защитить ее от радиоактивного излучения.
Это были ужасные минуты, наверное, самые ужасные в моей жизни. Я ждал взрыва. Бежали минуты, прошел час. Эвичка умолкла. Она только дрожала и тихонько всхлипывала. Я прижал ее к себе и неожиданно сам расплакался.
Эвичка вдруг перестала всхлипывать.
— Почему ты так боишься? — прошептала она мне в самое ухо, словно опасаясь, что ее кто-нибудь услышит.
— Ты еще этого не поймешь, ты не знаешь, что такое война, — отвечал я ей тоже шепотом.
Через полчаса я наконец решился: закутал девочку в свою куртку и стал медленно подниматься по сырым ступеням.
Мальтезская площадь была по-прежнему пустынна. Небо потемнело. Часы на башне Микулашского храма пробили девять.
Я бросился по направлению к Карлову мосту.
— Почему ты меня несешь на руках, дядя? Ведь я умею ходить сама! Ты только опусти меня на землю, вот увидишь, — болтала Эвичка, которая мигом забыла о тяжелых минутах в подвале.
— Ладно, — согласился я, — только куртку не снимай и ни о чем не спрашивай.
Мы пробежали через Велькопреворскую площадь. Лихорадочно работающий мозг приказывал: скорее к людям! Только бы быть вместе с другими людьми!
Еще минута отдыха под кривой лестницей — и мы уже бежали по Карлову мосту. Нигде ни одной живой души. Шум плотины только подчеркивал мертвую тишину города…
И тут от Карловой улицы до нас долетели смех, чьи-то веселые голоса.
Из-за угла вышла шумная компания юношей и девушек. Я смотрел на них, как на привидения. Сколько людей сразу!..
Веселая компания быстро приближалась к нам. Я уже открыл рот, собираясь спросить, почему Малая Страна так безлюдна и что вообще происходит, но в последний момент почему-то передумал.
На узких уличках Старого города все чаще и чаще встречались пешеходы.
Тщетно я искал объяснения, почему на левом берегу Влтавы так пустынно и мертво, тогда как на правом жизнь идет своим чередом.
На Полетной улице, завидев Пороховую башню, Эвичка воскликнула;
— Ну вот, я уже дома! Мы живем здесь, — показала она на Фруктовый рынок. — Прощай!
Она помахала мне рукой, и вскоре ее юбочка замелькала уже где-то у дома на другой стороне улицы.
5. ЧУЖОЙ ДОМ
Пройдя под сводами Пороховой башни, я оторопел. То, что я увидел, превосходило самые смелые выдумки в моих фантастических рассказах.
Холодное, казенное здание банка исчезло. На его месте стояла группа зданий, построенных со вкусом и в необычайном стиле, украшенных фресками и скульптурой. Над входом одного из них светилась надпись: «Метро».
Возможно ли это? Построить все за одну ночь?..
Только теперь я заметил, что люди на улицах как-то необычно одеты. Но такая же одежда была и на мне! Откуда она взялась? И как это раньше я не обратил внимания? Что случилось с моим мозгом? Виноват Пегас, нет сомнения.
Я осматривался в растерянности. Весь Пршикоп неузнаваемо изменился. Люди на тротуарах стояли… и все же двигались в обоих направлениях.
На смену страху и удивлению пришло любопытство. Тоскливое чувство исчезло.
Я вскочил на движущийся тротуар, с трудом удерживая смех. Все мне вдруг показалось таким забавным! Очевидно, это была реакция на полные напряжения минуты в Малой Стране.
У Вацлавской плошади я перешел на другой тротуар и поплыл, словно в лодке, по изменившемуся до неузнаваемости городу.
— Добрый вечер, профессор! — крикнул мне кто-то с противоположного тротуара.
Я в растерянности оглянулся, но группа людей, откуда донеслось приветствие, уплыла дальше. Вероятно, кто-нибудь ошибся…
С неподвижного тротуара мне замахала рукой какая-то девушка. Через минуту она уже стояла рядом со мной,
— Здравствуйте, профессор, как ваши дела? — улыбнулась она приветливо.
— Здравствуйте. Но я не профессор, — в смущении пробормотал я.
Девушка пристально посмотрела мне в лицо.
— Вы шутите, конечно! Я же ваша студентка, Марта Горничкова.
— Очевидно, я двойник вашего профессора.
— В таком случае извините, профессор, — сказала она, спрыгивая с тротуара.
И долго смотрела мне вслед.
«Профессор, по-видимому, — известная личность», — подумалось мне, когда со мной поздоровались еще двое одновременно.
И тут, даже не успев осознать свои действия, я шагнул с эскалатора на неподвижный тротуар. Почему? Из открытой двери кафе-автомата доносился дразнящим запах «Условный рефлекс», — отыскал я вполне научное объяснение для своего внезапного поступка.
Есть ли у меня деньги? Я юркнул в полутемный закоулок проходного двора и стал тщательно изучать содержимое своих карманов. Кроме фонарика, взятого из подземелья Пегаса, ничего.
Голод придал мне смелости: я вошел в кафе. Перед каждым посетителем был низенький столик, уставленный тарелками с разнообразнейшими кушаньями. Я машинально наблюдал за вновь вошедшим человеком. Он остановился посреди кафе и внимательно огляделся.
Только теперь я заметил светящиеся надписи на стенах. Меню! Возле названий блюд светились цифры. Человек подошел к стене, нажал на несколько пронумерованных разноцветных кнопок и стал ждать. Через минуту в стене открылась откидная дверца, и из отверстия на нее выдвинулся поднос, уставленный тарелками. А дальше все было очень просто: человек взял поднос, уселся за столик и с аппетитом принялся есть.