Эмили молча смотрела, зажав рукой рот и слушая, как Лилиан разговаривает с Гэвином; смотрела на любовь всей своей жизни под взглядами его семьи, окружившей его кровать. Лилиан рассказывала, как он впервые назвал её мамочкой, и что она при этом чувствовала. Сквозь слёзы вспоминала про его первый день в школе и про то, как он вцепился в её ногу, боясь садиться без неё в автобус. Говорила, что, несмотря на сердце, обливающееся кровью, безумно гордилась, когда он отпустил её и пошел вперед. Лилиан словно сломалась, умоляя Гэвина очнуться, чтобы почувствовать ту же радость, когда его сын отпустит его руку, делая первый самостоятельный шаг в этом пугающем мире.
Из горла Эмили вырвался тихий всхлип, ее тело сотрясал страх, что он упустит так много прекрасных воспоминаний. Бесчисленное количество секунд, часов, минут, дней и лет их сын будет нуждаться в нем. Он ещё разделит с Ноа восходы и закаты, объясняя ему, что значит быть мужчиной, настоящим мужчиной. Младшая Лига, Бойскауты, первое свидание, выпускной вечер, вручение дипломов, его первая любовь, свадьба. Каждый кусочек тех бесценных подарков жизни, которые он пропустит, если не справится с этим.
В палату вошла медсестра, вырывая Эмили из видений, которые могут никогда не случиться. Мечты ускользали. Она смотрела, как женщина средних лет тихонько проверила пикающие мониторы, заменила Гэвину чистую, полную жидкости капельницу, что-то записала в карту. Колтон отошел от кровати и поймал взгляд Эмили. Когда он подошел к ней, она, задрожав, увидела, до чего же он был похож на Гэвина.
Держа руки в карманах, он смотрел на неё какое-то время, прежде чем заговорить. Это был содрогающийся шепот:
– Он так тебя любит, Эмили. Знаю, этот маленький гаденыш пытается выбраться оттуда, где он прямо сейчас, и только для того, чтобы быть с тобой. – Ее губы задрожали, и Эмили сделала неуверенный вдох, когда Колтон заключил её в свои объятия. – Точно. Он борется. Слишком упрям, чтобы не бороться.
– Надеюсь, – проговорила, прижимаясь к нему теснее. – Я не могу его потерять.
Лилиан обняла их обоих, её всхлипы звоном отдавались в ушах Эмили. Чэд тихо стоял позади жены, с глазами, полными печали. Лилиан погладила лицо Эмили.
– Тебе нужно побыть с ним наедине. Мы будем в комнате ожидания, если вдруг понадобимся.
Эмили кивнула, почти не обратив внимания на мягкость её прикосновения, и они вышли. Неуверенно дыша, она сделала осторожный шаг вперед, и сердце тут же сжалось. Крепкая грудь Гэвина вздымалась и опускалась вместе с ритмичным писком аппарата ИВЛ, качавшим кислород в его легкие. Еще один шаг ближе, и глаза Эмили наполнились слезами при виде его головы, перевязанной бинтами, при виде пятна крови, просочившегося сквозь материал. Поврежденная нога была закреплена на своего рода бандаже. Тяжело дыша, она подошла к кровати и коснулась его руки. Та была теплой, но неподвижной.
Ни мышечных сокращений.
Ни взмаха.
Ничего.
Боже. Всё, чего хотела Эмили, – поцеловать его, но она не могла. У него во рту была трубка. Хотела вырвать его из этой боли, но не была уверена, где его можно коснуться. Его тело было опутано проводками, подсоединенными к мониторам вокруг кровати. Не в силах устоять, она наклонилась и нежно поцеловала его в черно-синюю ушибленную щеку. Позволила губам задержаться, и слеза, скатившись, упала на его лицо. Скатилась вдоль его носа, будто это была его слеза.
Именно тогда Эмили лишилась самообладания.
– Пожалуйста, Гэвин, ты не можешь так поступить с нами. – Она всхлипнула и накрыла ладошкой его щеку, её всю трясло. – Ты – причина, по которой я дышу. Я ношу ребенка, которого создала наша любовь. Помнишь? Любовь, о которой снимают фильмы? Это мы, Гэвин. Наше прошлое неидеально, но будущее будет захватывающим. Ты не можешь оставить меня. Не можешь. Ты нужен мне. Нужны твои бутылочные крышки и двадцать вопросов. Нужны твои подколы и этот глупый взгляд, которым ты меня одариваешь, когда я пытаюсь что-то приготовить для нас. Пожалуйста. Боже, прошу, Гэвин, борись. Борись ради нас. Борись ради Ноа. Так много вещей, которым я не смогу научить его без тебя.
Дождь превратился почти в водопад за окном, пока она ждала знака. Шепота судьбы. Хоть чего-то, что сказало бы, что он её слышит или чувствует.
Снова… Ничего.
– Боже, пожалуйста. Прошу… – слёзы остановились, когда она прижалась лицом к его плечу. Сильное плечо Гэвина, через которое он прежде перебрасывал ее так много раз. Она вдохнула его мускусный запах, который свел её с ума, когда она впервые оказалась близко к нему. Она думала о каждом сказанном и несказанном слове, что они разделили, когда её подбросило от внезапно раздавшегося тревожного сигнала. Взгляд метнулся к одному из аппаратов: лампочка быстро мигала красным. Эмили сглотнула и отпрянула, когда медсестра вбежала в палату.
– У меня сигнал экстренной ситуации, необходима реанимация! – крикнула она, поспешно вытаскивая трубку из его рта. Введя другую, она сжала мешок над его ртом, вручную закачивая воздух в его легкие. – Кто-нибудь, тележку с реанимационным набором сюда, быстро!
В ужасе выпучив глаза, Эмили слышала, как передают сигнал экстренной ситуации по громкоговорителю, когда другая медсестра вбежала в палату. Та лихорадочно расстегнула на Гэвине больничную пижаму и распахнула её. Надавливала на его грудь сильно и быстро. Эмили старалась дышать, когда влетела еще одна медсестра, таща за собой каталку с реанимационным набором. Эмили зарыдала, зрение затуманилось, голоса смешались, превращаясь в картину замедленного действия.
Мужской голос прорезал воздух:
– Каково состояние?
– Желудочковое состояние, – ответила одна из медсестер, продолжая давить на грудь Гэвина.
– Готовьте разряд на двести джоулей.
Приложив к его коже две широкие пластины, другой голос произнес:
– Готовьте разряд. Чисто?
Бесконтрольно содрогаясь всем телом, Эмили видела, как все, окружавшие Гэвина, отошли от кровати.
– Чисто.
Глухой удар… Тело Гэвина резко дёрнулось.
Эмили, содрогнувшись, вдохнула.
Секунда, минута, час… Эмили не знала, сколько времени прошло. Она не могла думать или двигаться. Взгляд приклеился к Гэвину, ее сердце стучало, как сумасшедшее, пока она молилась, чтоб его продолжало биться.
Глухой удар…Тело Гэвина снова резко дёрнулось.
Хаос вокруг него продолжался, когда они проталкивали воздух в его легкие и с силой давили на грудь. Эмили почувствовала, как ударилась спиной о стену, в ее голове несся товарный поезд из эмоций, когда она кричала в истерике, смутно ощущая присутствие рук Колтона на плече, пытавшегося уволочь её застывшее тело из палаты.
– Остановка сердца! – крикнула медсестра.
Врач посмотрел на монитор:
– Один миллиграмм эпинефрина.
В голове была пустота, когда Эмили переводила взгляд с бездыханного тела Гэвина к монитору, волнообразные линии на экране которого превращались в одну ровную линию. Не было длинного, раздражающего писка, или же Эмили не слышала его. Единственное, что слышала Эмили, были сладкие слова Гэвина, сказанные прошлой ночью:
«Интересно, поймет ли он, как сильно я собираюсь любить его и его мамочку, до последнего, угасающего вдоха».
«Последнего, угасающего вдоха…»
«Последнего… угасающего… вдоха…»
– Время смерти: 21.28, – мрачно произнес доктор.
Мир Эмили вращался несколько секунд, воспоминания вспышкой молнии потерялись в кромешной тьме. Горло скрутило и стянуло. Широко распахнутые зеленые глаза обожгло. Она заставляла свое тело стоять, только оно было не в состоянии. Пятясь назад и часто дыша, она больно налетела на всех четверых, стоявших за дверью. Слова приходили и уходили неясным пятном. Даже крик Лилиан был далеко. Далекие слёзы матери, только что потерявшей своего младшего сына.