Сергеев замолчал. Геннадий Иванович решил, что беседа окончена, но Лучинский оказался проницательней.
— Кажется, это не все, — заметил он.
— Вы правы. Рассказы должны быть написаны в том же жанре, что и направленная вам рукопись. Впрочем, не будем слишком сужать рамки. Подойдет все, что укладывается в термин «остросюжетная проза».
— Нет! — вырвалось у Карпова. — Это невозможно!
— Боюсь, не только возможно, но и обязательно, — подчеркнул Сергеев. — При этом вы оба окажетесь в равных условиях, поскольку до сих пор не писали ничего подобного.
— Не писал — и не собираюсь! — Геннадий Иванович повернулся к Лучинскому: — Павел Борисович, вы-то почему молчите?
Критик сделал очередной глоток из бокала и пожал плечами.
— Да мне, в общем, по барабану.
— По барабану?! Если мне не изменяет память, ваша недавняя статья называлась «Мейнстрим как суррогат искусства».
Лучинский сохранял завидную безмятежность.
— Голубчик, при чем тут моя статья? Вы полагаете, у нас есть возможность выбора?
Карпов по-настоящему растерялся.
— Но я просто не смогу написать ничего подобного! Даже если меня пригрозят убить прямо сейчас!
Сергеев посмотрел на него с интересом.
— Правда? Как же вы собирались помогать Михаилу Петровичу? Мы ведь оговаривали, что он пишет именно в этом жанре. Неужели желание получить три миллиона рублей сильнее страха смерти?
В тишине раздались аплодисменты.
— Браво! — воскликнул критик. — Они вас, оказывается, неплохо ценят. Три миллиона — еще не высшая лига, но уже на подступах.
Карпов почувствовал себя так, будто ему ударили под дых. Это было нечестно. Раскрывать все детали при Лучинском… И потом…
— Но… я даже не знаю, куда направлять подобные… произведения, — пробормотал он.
— Это не проблема.
Сергеев открыл дипломат и достал файл с вложенными листами.
— Вот адреса отечественных журналов подходящего направления.
Он положил файл на стол.
— Надеюсь, это все сюрпризы? — спросил Лучинский.
— Почти. У меня есть одна идея, но ее вы можете не брать во внимание.
— Писать гусиными перьями и при свечах? — съязвил Геннадий Иванович. Время, когда он боялся быть дерзким, ушло в прошлое.
Сергеев сделал вид, что ничего не слышал.
— Вам известно, чем объясняется успех франшизы об агенте 007?
— Это еще здесь при чем?! — воскликнул Карпов.
— Продюсер проекта Джеймс Брокколи разработал семь строгих правил. Каждую серию открывает короткий мини-фильм с завершенным сюжетом, действие разворачивается в экзотической стране, Бонда сопровождает красивая девушка… и так далее.
— Действительно, при чем тут это? — поддержал Карпова Лучинский.
— Мой отец планировал написать серию новелл под условным названием «Пульс за сто» по схожим принципам: разные герои, разные страны со своим колоритом, разные жанровые оттенки, но всякий раз напряженный сюжет, подчеркивающий главную мысль: страх — интернационален, он не знает границ. Ваше согласие реализовать подобный замысел стало бы актом уважения памяти Михаила Петровича.
Лучинский усмехнулся.
— Могу предложить хороший псевдоним для подобного проекта. Один на двоих. Кевин Стинг. Как вам?
У Карпова возникло стойкое ощущение, что он видит кошмарный сон и сейчас неминуемо проснется.
— Еще раз повторяю: последнее пожелание не является обязательным. Отказ от него не вызовет последствий. Пожалуй, все.
Сергеев встал.
— Хотя, нет. — Он поочередно посмотрел на собеседников. — Подозреваю, рано или поздно у вас возникнет соблазн проверить, насколько серьезны мои угрозы. Какое-нибудь легкое нарушение, за которым, как вам покажется, последует предупредительное наказание — возможно, неприятное и болезненное, но не слишком опасное. Призванное подтвердить, что я не шучу. Так вот, я действительно не шучу. Поэтому наказание, вне зависимости от степени проступка, будет только одно — смерть. Никаких полутонов и последних предупреждений. Никаких сломанных пальцев и прочих угроз. Либо вы соблюдаете правила, либо нет. Либо живете и пытаетесь доказать свое право на жизнь, либо аннулируете эту возможность. Бесповоротно и сразу. Предупреждений не будет. Запомните это.
13.40
Когда Сергеев ушел, критик направился к бару, спрятанному за деревянной панелью в стене, и плеснул в бокал новую порцию коньяка.