- Я знаю...
- Только вы не подумайте, что я напоминаю об этом, как о каком-то своем "подвиге". Обычное было дело. Извините, вырвалось.
- Я у вас многому научилась, - сказала Настя. - Вы были для меня Главным, им и остались...
Она попыталась найти какие-то особые слова, ибо её переполняла нежность к этому старику, которого она помнила энергичным, деятельным, распоряжающимся судьбами людей. Ведь порою одного слова его было достаточно, чтобы журналист получил квартиру, уехал на работу в закордонные дали, печатался из номера в номер. По публикациям в газете награждали их героев орденами, а по критическим выступлениям начинались расследования, и иные "действующие лица" быстренько оказывались под следствием. Настя помнила, как после командировки во Фрунзе она рассказала Главному о молодой балерине Киргизского театра оперы и балета. "Айсулу необычайно талантлива!" - Настя восторженно сказала Главному. "А вы напишите", - сказал Главный. "Но я ничего не понимаю в балете!" - призналась Настя. "А вы пишите не о балете, а о талантливой Айсулу, - посоветовал Главный. - Я дам задание, чтобы из Фрунзе самолетом прислали её фотографии".
Материал был опубликован и через некоторое время Настя получила странную телеграмму от Айсулу: "Спасибо, я навеки твоя раба". И подпись: "Народная артистка республики". Ларчик открывался просто. Каждое утро первому секретарю ЦК компартии республики клали на стол московские газеты, в которых помощник красными "галочками" отмечал материалы о Киргизии. Первый прочитал очерк Насти об Айсулу и вызвал заведующего отделом культуры. Спросил:
- Кто она такая?
- Написано - солистка... Точно не знаю, - замялся "руководитель" культуры.
- В Москве знают, а ты нет? - рассвирепел первый секретарь. И распорядился:
- Чтобы сегодня вышел указ о присвоении этой Айсулу звания народной. Опубликуйте в завтрашних номерах наших газет. А от меня пошлите правительственную телеграмму этой... нашей молодой, талантливой народной артистке.
Маленькая смешная газетная история... Еще со сталинских времен так повелось: сегодня хвалебное выступление газеты - завтра его героя резко возвысят, раскритиковала газета - ищи потом человека в лагерях... И ничего случайного в таких выступлениях не было: и адреса и "героев" называли "сверху".
А Настя случайно попала со своим рассказом под хорошее настроение Главного и её пятьдесят строк и пяток фотографий вывели действительно талантливую девочку на высокую орбиту: прима-балерина, зарубежные гастроли, премии.
И сейчас она подумала о том, что Главный был верным слугой режима, но не растерял человечность, всем кто к нему обращался за помощью - помогал. Где они теперь, его "выдвиженцы", те, кто превозносил его организаторские и журналистские таланты? Ау, где вы?!
- Можно вас спросить о том, что меня давно не то, чтобы мучает, но весьма занимает? - попросила разрешения Настя.
- Спрашивайте, Анастасия Игнатьевна. Отвечу откровенно.
- Неужели вы, умный человек, не видели и не чувствовали, что режим, которому вы так верно служили, идет ко дну, разваливается?
- Не так все просто, Анастасия Игнатьевна... Понимал, конечно, но верить не желал. Знаете, в жизни так бывает: ум с сердцем не в ладу. Сколько я всяких записок "наверх" написал: и служебных, и секретных и совершенно секретных! Надеялся - достучусь.
- Что-нибудь конкретное предлагали?
- Конечно. К примеру: разрешить свободный выезд из страны желающим на все четыре стороны, разрешить свободное хождение, покупку, обмен валюты, узаконить мелкое и среднее предпринимательство, пересмотреть отношение к частной собственности... Много чего я предлагал...
- И?..
- Как в пустоту. Более того, стали навешивать ярлыки и ярлычки.
Главный сказал со странной улыбочкой:
- Самое любопытное, что некоторые из тех, кто мне рьяно ярлыки клеил, сейчас возглавляют банки, акционерные общества, скупают квартиры и особняки.
- Ничего, - в тон ему ответила Настя. - Бог дал, Бог и возьмет обратно...
Молчаливая Фаина Львовна, чутко уловив, что разговор заходит в тупик, подала голос:
- Я вашего молодого человека на кухне чаем напоила. Отказался садиться за стол с вами, попросил дверь кухни не закрывать, чтобы ему вход в квартиру был виден. Странный молодой человек...
- Это мой телохранитель, - объяснила Настя.
- А у меня телохранителей никогда не было, - с намеком сказал Главный. - Даже в войну.
- Я понимаю, что вы хотите сказать - вас лучше телохранителей оберегал общий порядок в державе.
- Вот именно.
- Вы из партии вышли?
- Нет, я убеждения не меняю. Но и на демонстрации с этими впавшими в истерику не хожу.
Пора было прощаться, но оставалось ещё одно важное дело. Настя увидела, как живет ныне Главный - бедно живет. На выцветших обоях светлели светлые прямоугольники, там были картины, которые он собирал всю жизнь, а теперь продавал. Зияли пустотой книжные полки - что там стояло: редкие книги, сувениры в память о странствиях по миру? Да и ремонт давно не делался - не с чего.
- Не посчитайте наглостью, - сказала Настя, - то, что я предложу. В моей "Африке" работает несколько журналистов из вашей и моей газеты, мои лучшие и профессионально подготовленные помощники. Это вы их воспитали... И если наши нынешние руководители-демократы не могут или не хотят позаботиться о тех, кто безответно десятилетиями работал на страну, то это должны сделать мы. "Африка" устанавливает вам ежемесячную персональную пенсию в пятьсот долларов.
- Нет! - вскинулся Главный. - Мне подачек не надо!
- Это не подачка, - мягко объяснила Настя. - Это возмещение долгов. Вы прожили большую жизнь и я хочу, чтобы она завершилась достойно.
Вмешалась Синичка:
- Анастасия Игнатьевна, дорогая, спасибо вам. Но можно не в долларах? Он не хочет потому, что в долларах...
- Конечно. Хотела, как лучше, доллары стали свободно ходить по стране, сняли с них узду. Тогда - по курсу на день выплаты. Деньги вам будут привозить на дом.
В самом деле, если её наследство пополнялось партийными деньгами, прикарманенными Строевым и Юрьевым, то почему бы малую их толику не пустить на пенсию "верному сыну партии"?
Настя оставила Фаине Львовне визитную карточку:
- В случае какой надобности - звоните немедленно. Ваш муж не позвонит, я его знаю, он - гордый...
Привет свинцом издалека
Настя попросила Никиту забросить её в редакцию, были неотложные дела, да и, как говорится, ещё не вечер. Никита всю дорогу сосредоточенно молчал, очевидно, в кухне, где он пил чай, был слышен весь разговор и он произвел на него впечатление.
Настя с удовольствием уселась в кабинете за свой огромный стол, придвинула к себе верстку новой книги, попросила Нину приготовить крепкий чай. Вечер - очень хорошее время для работы - постепенно на офис надвигается тишина, никто не мешает. Было около девятнадцати часов. И вдруг в вестибюле, внизу, на первом этаже раздались выстрелы. Глухие, негромкие, будто кололи орехи. Но это были выстрелы, Настя в том не сомневалась. Она выскочила из-за стола, но в дверях уже вырос Никита с пистолетом в руке.
- В угол! - скомандовал он. - В тот, не просматриваемый с окон!
Настя машинально отметила, как он почти мгновенно изменился: подобрался, сгруппировался, готовый стрелять и убивать.
- Нина Геннадиевна, - негромко сказал он куда-то в пустоту приемной, туда, где за своим столом притаилась Нина. - Звоните в милицию, 02, вооруженное нападение на офис "Африки"... и сообщите им адрес. Срочно! Нет, вначале позвоните по номеру - он назвал номер, - ...Скажите им это, а потом в милицию...
Он приказал Насте:
- Выйдете, когда разрешу. Михаил Иванович уже там, внизу.
Из ФСБ, как теперь именовалось КГБ, и милиции приехали одновременно. Тут же взвыла сиреной "Скорая помощь" и только после этого Никита выпустил Настю из кабинета.
- Я хочу посмотреть, что там произошло, - Настя пыталась держаться, но голос у неё предательски дрожал.
Никита переговорил по мобильному телефону с Кушкиным и разрешил: