— Ф-фу! — выдохнул он, тяжело дыша. — Давненько я тут не был.
— А что мы тут потеряли? — решил все-таки поинтересоваться Карпов.
— Не «что», а «кого». И вовсе не потеряли. Нас ждут.
— Как это — «ждут»? Ты что — договорился? Когда успел?
— Вчера, — просто ответил Максимов. — Вчера и договорился. Пока ты там бухал с Алей, я вышел, позвонил… И договорился.
— A-а… Ну веди, Сусанин.
— Вот, — Максимов указал рукой на одноэтажный домик, сложенный из серого, грязного и выщербленного кирпича.
— Это что?
— Это как бы будка… Захар тут, большей частью, живет. Дома у него жена, дети, скандалы… Он тут и сидит, на работе. Оборудовал все, кровать притащил…
— А Захар — это кто?
— Мой старый знакомый. Сторожем работает. Сколько уж лет, а все сидит на одном месте… Есть все-таки в этом мире непреходящие ценности!.. Я с ним познакомился, еще когда в институте работал. Мы сюда с ребятами бегали. Вино покупали.
— Здесь?
— А что? Захар дело наладил — будь здоров! Здесь же составы стояли с вином: из Грузии, с Украины, из Молдавии, Армении — да отовсюду! Хочешь — коньяк, хочешь — вино. Бывало и в розлив. Возьмешь ведро…
— Прямо — ведро?
— Ведро! Дядя Ваня нацедит из цистерны…
— Дядя Ваня?
— Это нарицательное… Дядя Ваня — это сопровождающий, который с вином едет от места погрузки до пункта назначения. Я не знаю, правда или нет, но мне говорили, что они без зарплаты катались.
— В смысле?
— Ой, Толя, ну ни хрена не понимаешь! Это же Советский Союз был… Все вокруг народное, все кругом — мое. Он, пока едет из своей Грузии, на каждой станции торгует. Усушка, утруска, бой — как там это у них все называлось? Если у него цистерны, тысячи тонн вина, как ты думаешь — много там убудет? Или вагоны с ящиками, с бутылками… Ну, продаст десяток ящиков с состава — хрена ли это? Потери, что ли? Зато он стеречь их будет, как свои. Зубами рвать каждого, кто посягнет. А за зарплату — стал бы он все это винище стеречь? Да по фигу! Спал бы или девку бы драл у себя в каморке. А когда свое — это другой коленкор. Это — как зеницу ока…
Они подошли вплотную к домику. Максимов дернул ручку двери — дверь не поддалась.
— Чего? Нету? — спросил Карпов.
— Да тут он. Куда ему, на хрен, деваться? Мы ж договаривались…
Николай Николаевич несколько раз ударил носком заляпанного грязью ботинка в железную дверь.
— Кого черт несет? — Хриплый голос был громким, словно хозяин давно стоял прямо за дверью и слушал, о чем беседуют его гости.
— Это я, Захар, открой… Николаич!
— А ты там с кем?
— Свои. Все нормально.
— Свои — не свои… Ходют, понимаешь, от работы отрывают… Щас, мужики, щас…
Карпов услышал скрежет и лязг металла. Судя по всему, таинственный Захар запирал дверь своей халупы на металлические засовы. И вот наконец стальная плита дернулась и надвинулась на них, заставив Максимова даже отступить на шаг назад.
— Ну, проходите, раз уж пришли… — недружелюбно сказал хозяин.
Захар оказался крохотным пожилым мужичком: настолько малого роста, что еще чуть-чуть — и можно было бы назвать его карликом. В плечах Захар тоже был не широк, лысая головка, лицо, поросшее седой, редкой щетиной, тонкие руки, торчащие из рукавов засаленного черного пиджака, надетого поверх темной от пота майки — все это никак не вязалось с громким хриплым басом, который вырывался из цыплячьего горла железнодорожного аборигена.
— Это Толя, мой товарищ, — сказал Максимов, указывая на Карпова.
— Толя… Ну, Толя, давай, садись — фигли торчишь, как столб? Меня Захаром величают… Захар Яковлевич…
— Добрый день, Захар Яковлевич, — с улыбкой произнес Карпов, присаживаясь на колченогий венский стул и осматривая помещение.
Комната, в которой Захар принимал гостей, имела вид совершенно не жилой, а выглядела как нормальная слесарная мастерская — с верстаком, на котором были привинчены тиски, со стеллажами, заполненными разнообразным инструментом, с маленькими токарным и сверлильным станками у дальней стены, пол был застелен металлическими листами; люминесцентные лампы заливали комнату ярким белым светом. Дополняли картину металлические высокие шкафчики для рабочей одежды, какие стоят обычно в заводских раздевалках.
Хозяин запер дверь на засов, прошаркал к верстаку и, не глядя на гостей, стал перекладывать с места на место лежащие рядом с тисками напильники, зубило, молоток, бряцая металлом о металл.
— Так что, Николай Николаич, это дело надо бы…
— Я не взял, — быстро ответил Максимов. — Ты же сказал…
— Ни хрена не надо брать! Что ты там, в городе, возьмешь? Забыл, что ли, куда пришел?