Выбрать главу

Когда провода касались любой стороны шеи шатена, это было, как будто бомба взрывалась в его горле. Он думал, что его голова была оторвана от его тела. Но это была только иллюзия. Ощущения, что он невольно мочился в штаны, не было.

Незнакомец, который плюнул на него, откинул голову назад с широко открытым ртом, широко раскрытым как пасть бабуина, его глаза блестели, вены на шее вздулись, выделяясь, как огромные дождевые черви.

Они все стояли. Внезапно руки Ахмеда широко распахнулись, как будто он дирижировал оркестром, и брызги его мозгов вырвались из черепа от вытянутой руки Халида. Не было больше Ахмеда.

Снова провода, протаранившие ему точно в уши.

Наступил апофеоз.

Незнакомец оседлал его, лицо у него исказилось, рот гротескно скривился по правой стороне головы, один глаз стал размером со свиной и блуждающий, другой выпуклый и изумленный.

Он схватил шатена двумя руками за горло.

Шатен неожиданно почувствовал чьи-то пальцы во рту, и на долю секунды он подумал, что весь этот человек был там, потому что он не мог его видеть, но он мог чувствовать, как тот двигается вокруг.

Затем незнакомец что-то держал перед лицом шатена, безумно ткнул это ножом, чтобы он увидел, а затем ударил этим по лицу шатена снова и снова.

Но шатен захлебывался, и ему было трудно слишком сильно заботиться о том, что делает этот человек. Тяжело было утонуть в собственной крови, даже таком большом объеме. Он обнаружил, что утопление не было предстоящим событием, как он мог себе представить. Скорее, это было нечто странное: задохнувшись от прилива крови, он отключился; затем он закашлялся, извергая гейзер крови, и мгновенно вернулся в жестокую реальность момента.

Он пытался идти вперед и умереть, но был разочарован, осознав, что не может этого заставить. Он снова прошел весь цикл. Затем он почувствовал запах фекалий, которые, несомненно, были его собственными, и он с удивлением почувствовал грустное, глубокое смущение.

Затем, когда он, в конце концов, начал умирать, и он наверняка знал, что умирает, он увидел, как человек с искаженными чертами швырнул собаке то, чем он размахивал и что он колол в своем диком разглагольствовании. Бедное преданное существо в одно мгновение набросилось на него, и, согнув плечи и приложив огромные усилия своим животом, шатен вытянул шею.

Только тогда шатен понял, что этот человек отрезал ему язык.

Глава 3

МОСКВА

Подполковник службы внешней разведки Роман Голубев прошел по длинному коридору третьего, самого верхнего этажа маленькой частной гостиницы на одной из тихих улиц на юго-западе столицы. Этаж на первый взгляд был пустынен, как чистый лист бумаги или поверхность луны. Но кому надо знали, что некоторые номера были обитаемы. Администрация пыталась сделать свое детище более привлекательным для проживания, впитывая в сине-зеленую ковровую дорожку невообразимые галлоны антисептического освежителя воздуха, что являлось следствием их следования государственным санитарным нормам.

Он остановился у двери с нужным номером и постучал. На голых стенах коридора в обоих направлениях отсвечивали флуоресцентные блики с уличных вывесок. Эти встречи в гостинице с каждым годом становились все более удручающими. Они олицетворяли весь потрепанный бизнес, в котором он и его коллеги трудились, словно издеваясь над высокими идеалами, с которых начиналась их карьера, но которые на протяжении многих лет они часто упускали из виду, а иногда даже полностью забывали.

Когда дверь открылась, он вошел в комнату, освещенную только прохладным голубоватым галогенным освещением от уличного фонаря на эстакаде рядом с окном.

- Ромыч, - раздался тихий сдавленный голос. - проходи.

Подполковник Лев Карелин отошел от двери, оставив Голубева самому закрывать ее, а задняя часть медвежьих плеч Карелина представляла собой громоздкий бесформенный силуэт.

Они не пожали друг другу руки, хотя они не виделись почти год. Несмотря на то, что они не были очень похожи друг на друга, они работали вместе над операциями с "секвестрированной" классификацией. Это было новое и расплывчатое обозначение секретной информации, которое указывало на то, что операция была действительно, а не формально тайной. То есть, кроме того, что об этом знали несколько человек, некоторые из которых были в управлении операций СВР, а некоторые - в Совете Безопасности, для других этих операций не существовало.