— И я не сломаюсь. Это делает нас квитыми ? — Ее голос, от природы хриплый, был еще более хриплым, чем обычно. Дмитрий сказал ему, что у нее заложен нос и ей повезет, если это не перерастет в пневмонию.
— Ты и я, Пуля, — он кивнул, произнося ее имя. — Ты и я никогда не будем квиты.
Она не ответила, и он понял, что ему нужно ее поддразнить. Так уж было.
— Почему ты пришла сюда? — Этот вопрос уже несколько дней мучил его.
— Я не отвечу на этот вопрос, — ответила она, и на этот раз ее голос был сильнее.
— Я мог бы заставить тебя физически. — Он пожал плечами и продолжил. — Но это пустая трата моего времени и твоих усилий. Поэтому я вынужден занять позицию, которую ненавижу. Компромисс.
Она усмехнулась, звук был хриплым и болезненным, словно она никогда раньше этого не делала.
— Компромисс? Я не знала, что ты знаешь это слово, не говоря уже о его значении. Скажи мне, мистер Беккет, мы достигли той части свидания, когда ты говоришь мне, что я могу называть тебя Рэнд? — Она подняла голову и пронзила его взглядом такой силы, что его дыхание перехватило и застряло в легких.
— Ты чертова стерва, не так ли? — он усмехнулся и попытался успокоить ярость, которую она неустанно будила в нем.
— Уверяю тебя, мистер Беккет, меня называли гораздо, гораздо хуже. — Она наклонила голову, но взгляд не отрывался от его лица. — Я считаю, ты спросил меня, почему я пришла сюда, но думаю, есть другие вопросы, более подходящие для твоего плана.
Он фыркнул. Женщина была чертовым наркотиком, и не из тех, которые заставляют тебя чувствовать себя счастливым.
— Ну, раз ты знаешь, какие вопросы я должен задавать, может быть, ты сможешь и задать, и ответить на них.
— Я бы хотела сначала услышать о Лили и Анне, — прошептала она в тишине утра.
Его сердце перестало биться.
— Если тебе нужно искупление, ты не получишь его от меня, — с трудом выдавил он, преодолевая боль в горле.
Она посмотрела на него прямо, в ее выражении не было ни капли снисхождения.
— Я никогда этого от тебя не ожидала, мистер Беккет.
Тогда он встал, не в силах сдержать потребность двигаться, очиститься. Как она смеет спрашивать о его жене и дочери? Он подошел к большому окну и уставился на день.
— Это должна была быть комната моей дочери. — Он вздрогнул, но как только начал говорить, он не мог остановиться. — Она была всем, что было солнечным, а Лили хотела, чтобы она всегда просыпалась под ним.
Он услышал, как она встала, почувствовал ее внимание, как удар по коже, и задумался, почему она хочет это услышать, почему он чувствует себя обязанным поделиться этим?
— Моя жена… — он откашлялся и глубоко вдохнул. — Моя жена и я познакомились в старшей школе. Лили была всем, о чем я когда -либо мечтал. Она напоминала мне мою мать: тихая, дисциплинированная и практически готовая сделать все, что я захочу, если это сделает меня счастливым. Она позволяла мне убегать и играть в солдата, а всегда была там, чтобы встретить меня дома.
Он сунул руки в карманы и вздохнул.
— Она действительно заслуживала лучшего, чем я, но она любила меня, и я любил ее… полностью, беззаветно. Мы планировали построить этот дом вскоре после свадьбы, когда узнали, что она беременна.
Затылок у него защекотало. Ее внимание было как тактильное прикосновение.
— Я закончил свою первую командировку прямо перед тем, как родилась Анна. Мы были на седьмом небе от счастья. У меня была прекрасная жена, новорожденная дочка, и мы строили этот дом. Меня отправили на вторую командировку, и именно там я столкнулся с Джозефом Бомбардье — на маковом поле в Афганистане. Но ты знаешь это, не так ли, Пуля?
Он несколько секунд молчал, и наконец она заговорила.
— Как выглядела Лили? — мягко спросила она.
Недоверие пронзило его, и он бросил на нее взгляд. Чего, черт возьми, она от него хочет? Что это за история?
— Она была красивой. Высокая и стройная, она была похожа на своего брата, но более женственная и со светлыми волосами… послушай, зачем ты меня об этом спрашиваешь?
— А как насчет Анны? — перебила она, когда он открыл рот.
Он остановился, собираясь сказать.
— Она была крошечной, с белокурыми волосами. Ее глаза были голубые, как у меня, и она была совершенством… — он замолчал, боль от потери захлестнула его. — Почему, черт возьми, ты меня об этом спрашиваешь?
Она глубоко вдохнула, от этого ее грудь приподнялась над хлопковой футболкой. Он заметил это и проклял себя за это.
— Скажи мне, почему ты любил Лили? — попросила она, в ее голосе звучала мольба.
— Она была моей женой… о чем ты меня спрашиваешь? — Он провел рукой по волосам, потянув за затылок, надеясь, что резкая боль удержит его в узде.
— Почему ты любил Лили?
— Потому что она любила меня , — сказал он с тяжелым вздохом. — Она любила меня и никогда не переставала. Она подарила мне Анну. Лили подарила мне надежду.
— Почему ты любил Анну? — Неумолимо. Женщина была неумолима.
— Она была идеальной.
— Ничто не идеально, мистер Беккет. Но я видела фотографии твоей дочери, и она была, вероятно, как можно ближе к идеалу, чем все, что я когда -либо видела, — прошептала она. — Я спрашиваю потому, что всегда задавалась вопросом, что мотивировало тебя преследовать Джозефа Бомбардье. Почему человек, потерявший свою семью от пули снайпера, рискует собственной жизнью, чтобы преследовать того, кто приказал их убить? Большинство людей просто пошли бы дальше, оставшись с воспоминаниями и болью, они попытались бы построить новую жизнь. Но ты активно искал этого человека и рисковал своим благополучием, чтобы сделать это.
Она сделала еще один вдох и подошла к нему вплотную. Он встретился с ее взглядом, и то, что он увидел там, потрясло его до основания.
— Ты упомянул надежду. Ты сказал: «Лили дала мне надежду ». Но я понятия не имею, что это за эмоция. Трудно понять твою мотивацию, не имея более точного представления о том, что значили для тебя твоя жена и дочь. Что они значили для тебя, мистер Беккет?
Он потянулся к ней, схватил ее за плечи и тряхнул. Она не поморщилась, не моргнула от его агрессии. Он приблизился к ней вплотную и зарычал.
— Все, черт возьми. Они были всем для меня.
Он отпустил ее, и она пошатнулась назад, не опуская взгляд, не моргая. Она облизнула нижнюю губу и провела языком по месту, которое еще несколько дней назад было сырым. Ее кулаки сжались, и она прижала их к животу.
Спустя несколько мгновений она подняла подбородок, словно бросая ему вызов, чтобы он оспорил то, что она собиралась сказать или сделать.
— Ты хороший человек, Рэнд Беккет?
Ее вопрос сразил его наповал. Он отшатнулся от нее, когда замешательство пронеслась по его телу, словно выстрел.
Она сделала один шаг вперед, решительность проступала в каждой линии ее тела.
— Ты хороший человек?
Хороший ли он? Был ли он когда -нибудь ?
— Когда я был с ними, я был хорошим , — сказал он низким тоном, и правильность этих слов прозвучала эхом в комнате вокруг них. — Сейчас я не такой.
Она молчала несколько мгновений, а затем кивнула.
— Тогда я дам тебе то, что тебе нужно, чтобы ты нашел свой мир, — прошептала она. — Ради Лили и Анны я дам тебе Коллектив.