Ей нужно было отдохнуть, а это означало, что ей нужно изгнать из головы мысли о Рэнде Беккете и его поцелуе. Но она обнаружила, что это невозможно, и спустя несколько часов она смотрела в большое панорамное окно, выходящее на деревья на территории.
Она потерла губы и задумалась, о чем он думал. Она становилась слишком задумчивой. Это создаст проблемы, когда придет время сделать то, что ей нужно сделать. Его губы на ее губах были блаженством. Тепло разлилось по ней, намного жарче, чем все, что она когда -либо испытывала. Он перехватил у нее дыхание и разум. Она хотела быть ближе к нему.
Реми хотела быть ближе к кому -то… это было поразительно. И теперь она потерла виски. Темнота за окном заставила ее подумать о ее сестрах. Как они? Начали ли они свои путешествия, и если да, то как они себя чувствуют?
Потребность поговорить с ними была острой, тупой болью в ее груди, и все же она знала, что они договорились о радиомолчании. Доверие между ними было неявным, оно было впитано с течением времени и обстоятельств. Они вместе страдали и теряли, создавая связь, более глубокую, чем все, что предвидел Джозеф.
Он действительно ничего не знал, и именно это в итоге помогло Реми пережить водную яму той ночью.
У нее было столько ожиданий о том, как это закончится для нее, но именно к этому она и стремилась — к голове Джозефа, упертой в ствол ее пистолета. Подчинится ли он смерти или будет бороться?
Она надеялась, что он будет бороться.
Подоконник позволял ей лечь, и она воспользовалась этой возможностью, надеясь, что луна убаюкает ее. Дочери Рэнда понравилась бы эта комната. О, как он должен был страдать, когда узнал, что его жена и любимая маленькая девочка ушли.
Реми знала, кто нажал на курок. Каждому человеку в конюшне убийц Джозефа разрешалось отказаться от одной работы в год. Рэнд был лишь занозой в боку Джозефа, не более, но когда восемь лет назад Рэнд и его команда солдат спецназа сожгли дотла целую партию мака, Джозеф пришел в ярость. Рэнд перешел из разряда занозы в боку в разряд приоритета для мести.
Реми была назначена на эту работу. Но она видела его фотографию, и несмотря на интерес Джозефа к ее реакции, она решила использовать свой первый пропуск. Она закрыла глаза, чтобы не видеть свое отражение в окне.
Рэнд был ее первым и единственным пропуском. Джозеф высмеял ее. Она сказала ему, что его попытки отомстить в конечном итоге приведут к его гибели. Он рассмеялся. И семь лет спустя он снова поручил Реми убить Рэнда Беккета.
Именно Минтон Джозеф послал убить жену и ребенка Рэнда. Возможно, это было наказанием и для Реми. Хотя она считала, что целью был Рэнд, она не знала, что Джозеф захочет причинить боль еще большую, чем просто убить этого человека. Она ругала себя семь долгих лет. Лили и Анна все еще были привязаны к ее душе. Она была виновата.
Она открыла глаза, увидела, как что -то мокрое на ее щеке, и наблюдала в стекле, как она тянется к нему. Это было невозможно. Если только не в ответ на физическую боль, она не плакала столько лет, сколько себя помнила.
Но именно с этим она и вернулась. Реми сделала дрожащий вдох, выдохнула и сдалась. Посреди незавершенной комнаты мертвого ребенка она пролила слезы. За то, что могло быть, и за то, что будет.
Глава 12
— Пять из пяти , — сказал Рэнд, опуская бинокль и глядя на Пулю. — Невероятно, Пуля. — Он покачал головой. — Я видел, как лучшие снайперы мира стреляли по мишеням на таком расстоянии и промахивались на несколько футов.
Она фыркнула и перезарядила еще три патрона. Звук ее прозвища на его губах начал ее раздражать. Но это все, что она дала ему. Все, что она позволила ему иметь. Реми проверила ветер, внесла поправку и приставила глаз к прицелу.
— Ты меня не видел.
— Гордыня предшествует падению , — сказал Рэнд.
— Это не гордыня. Я понятия не имею, что это такое, — пробормотала она и сделала последние три выстрела.
На этот раз Рэнд фыркнул.
Она бросила на него взгляд, заметила недоверие в его приподнятых бровях и кривых губах.
— Что ? — рявкнула она, поднимаясь с лавки и направляясь к скамейке.
— Мне трудно поверить, что ты понятия не имеешь, что такое гордыня. Ты, кажется, полна ею.
Она закрыла глаза и начала разбирать винтовку. Удобство, которое она находила в этом деле, было неописуемым. Ощущение металла под кончиками пальцев, запах пороха и масла приносили ей мир. Она игнорировала его попытки поддеть ее. Он пытался это сделать все утро, когда она делала выстрел за выстрелом. Он разместил мишени на расстоянии трех, пяти, восьми и пятнадцатисот метров. Она поразила все. Это было то, что она делала. Ничто не вставало между ней и целью. Никогда.
Реми поняла два часа назад, что дело не столько в его желании поддеть ее, сколько в его недоверии, что именно она поражает цели.
— Я не понимаю, что такое гордыня. Меня обучили, мистер Беккет. Были определенные, скажем так, награды за попадание в цель, — объяснила она тихим голосом, вздохнув, когда положила последний элемент винтовки на стол перед собой.
Она открыла глаза и обнаружила, что он находится менее чем в футе от нее.
— А если были награды, то были ли и наказания, если ты промахивалась? — Его темные глаза горели странным светом, и она моргнула, чтобы убрать солнце из своих собственных.
Она снова закрыла глаза, не в силах или не желая углубляться в это, и собрала винтовку. Она глубоко вздохнула и посмотрела на него, стоящего над ней, настолько интенсивно, что она задумалась, откуда у него такая сила эмоций.
— Иногда, мистер Беккет, они были одним и тем же. Награду часто можно спутать с наказанием. А иногда наказания — это награда.
— Рэнд. Меня зовут Рэнд, — процедил он. Его руки были сжаты по бокам, и, сам не зная почему, она потянулась к правой.
Он наблюдал за ней, как ястреб, недоумение опустило его брови.
— Я не знаю, почему тебе вообще важно, как я тебя называю. Я просто убийца, — прошептала она, проводя большим пальцем по его костяшкам.
— Ты убийца, самопровозглашенная. Я видел тебя в действии. — Он потянул свою руку и поднял ее.
Его большой палец прошелся по ее ладони, а затем вниз по указательному пальцу к подушечке, потирая.
— У тебя нет отпечатков пальцев.
— Очень проницательно и наблюдательно, мистер Бекк… Он бросил на нее язвительный взгляд, и она склонила голову. — Рэнд. Если отпечатков нет, то нечему сравнивать.
— Есть ДНК, — напомнил он.
Она рассмеялась. Не смех от души, а скорее без юмора.
— Кому -то нужно было бы найти, с кем сравнивать, не так ли? Именно поэтому я никогда не ошибаюсь. Пока не встретила тебя, — прошептала она, а затем откашлялась. — Я голодна, и мне нужно потренироваться.
Реми нужно было, чтобы эта дискуссия закончилась. Сейчас. Она выдернула свою руку, обошла его и схватила винтовку. Она пошла по тропинке, которая вела обратно к дому.
— Ты как шахматная партия. Дело в том, что я играю в шахматы чертовски хорошо. В конце концов, я все разберу, Пуля, — крикнул он.
— О, я не сомневаюсь, Рэнд, — отозвалась она. — Я не сомневаюсь. —Она направилась обратно к дому с улыбкой на лице.
***
Рэнд не мог оторвать от нее взгляд, когда она уходила из поляны. Качание ее бедер было соблазнительным, и ему, наконец, пришлось закрыть глаза. Эта женщина — ходячая машина смерти. Он никогда раньше не видел ничего подобного. Что -то оседало на ней, когда она касалась винтовки, что -то одинокое… смертельное.