- Адам, ты опоздал к обеду. Мама ругается, - нахмурившись, отчитывал брата Вильям, вдруг он заметил в руках мальчика его ношу, - Что это еще такое? -недоуменно спросил он.
- Вот, - просто ответил Адам, аккуратно передавая мешок брату. Из него тут же показалась маленькая черная мордочка с рыжими ушками. Щенок немного поскуливал, смотря огромными желтыми глазами на окружающих его людей.
- Ты что? Чокнулся? Зачем ты его принес? -градом посыпались вопросы.
- Но как же я мог его там оставить? Прошу, только выслушай меня! - с мольбой в голосе воскликнул Адам. - Он совсем еще маленький. Один был, скулил. Его, наверное, кто-то выбросил. А мать с отцом давно собаку хотели, вот я и решил забрать. Только посмотри какой он беспомощный. Его приласкаешь, и он уже любит тебя больше жизни. Разве можно бросить такое чудо? - Вильям хмуро слушал рассуждения брата, рассеянно поглаживая щенка. Сам он уже тоже не хотел отдавать, хотя прекрасно понимал, что родители будут против нового жильца.
- Вилли, прошу, поговори с мамой. Я сам могу ей сказать. Ведь кто, если не мы? А что мы? Купим собаку за огромную сумму и будем любить ее лишь потому, что она породистая? Я вот на прошлой неделе окно в школе разбил, так они же не взяли нового ребенка на воспитание, а ведь он мог оказаться куда послушнее, усерднее меня. Да, отец отчитал, наказал. Но нас любят такими, какие есть. И его тоже любить будем. Только посмотри, какой он чудной. На улице ведь обозлится, возненавидит людей за жестокость. Нельзя так. Нельзя! Понимаешь? - В его глазах появились слезы, которые он смахнул быстрым движением руки, настойчиво глядя на брата. Взгляд говорил о бескомпромиссности своих слов. И Вильям вздохнул:
- Хорошо, я поговорю с матерью. Она согласится, - Его так часто поражали слова брата. Такие наивные, простые, точные, иногда даже немного резкие. Но он всегда говорил, что называлось, от сердца. Эта искренность подкупала: порой и родители соглашались с младшим сыном в его убеждениях. Чуть позже Вильям уже воспроизвел монолог Адама перед матерью. После долгих споров она все же уступила. В тот день их семья обзавелась преданным другом.
- Только выслушай, - тихо повторил Адам.
- В тот день, когда я увидел ее. Я знаю, все это звучит до абсурда банальным. Но она просто не выходила из моей головы. Мне тогда вдруг показалось, что именно Еву я искал всю свою жизнь. И никого, кроме нее, мне не нужно. Свой человек. Это понимание пришло как удар молнии.
Всю ночь не мог уснуть: смотрел в потолок и думал о ней. Тогда в моей голове родилась идея. Гениальная, но до чертиков простая. На следующее утро в моем распоряжении было пять пациентов. Две из них девушки: Ева и та наркоманка, которую они хотели забрать в музей. У второй не было ни семьи, ни друзей. Поэтому на нее и положил глаз Уинстон. А почему бы вдруг соболезнующим родственникам вдруг не объявиться? Только представь себе: Женщина в возрасте 50 лет влетает в кабинет врача, готовящегося погрузить ее дочь в контейнер для пластинации. Ее лицо испещрено морщинами, черные жидкие волосы с отросшими седыми корнями собраны в хвост, она немного полная - все результаты переживаний за свое пропавшее дитя, которое уже вынесло из квартиры все ценности, лишь бы получить дозу, так часто не ночевало дома, но все равно осталось горячо любимо. Она постоянно обзванивала все морги, больницы, и лишь в последней надежде позвонила сюда, где ей дали положительный ответ. Она, вся запыхавшаяся, красная, пот собрался в складках кожи, с ненавистью смотрит на врача.
- Верните мне мою девочку! - кричит она, ее голос срывается на визг, - Господь покарает вас! О, ироды несчастные! - женщина вырывает тело своей дочери и прижимает к своей необъятной груди.
Но ведь врач же тоже человек, он протягивает женщине листок с отказом от пластинации.
- Что это? - с презрением взвизгивает она. Быстро пробегая глазами по тексту, широким взмахом руки ставит внизу свои инициалы. Она покидает здание через черный ход, по совету врача, чтобы никто не увидел, как она забирает тело.
- Но ведь никакой женщины не было, ведь так? - спросил Вильям, с надеждой глядя на брата в ожидании отрицательного ответа. Он до сих пор не мог поверить, что все это происходит на самом деле.
- Уинстон был так взбешен от того, что у него забрали экспонат, что даже не стал узнавать детали. У всех был обеденный перерыв. Да, признаю, тут есть некоторые сюжетные дыры, но по бумагам все чисто. А ты и сам знаешь, если рассказать секрет кому-надо, об этом узнают меньше, чем через час. И будут всех уверять, что это произошло именно на их глазах, отказываясь признавать, что этого не было вовсе. Самое яркое событие в тот день. Помнишь? - Вильям медленно кивнул, вспоминая, что тогда это породило сильное волнение среди персонала. - Дальше все было намного легче, словно по написанному сценарию. Я пропалстинировал их обеих. Сделал ту вторую точной копией Евы. Родственники так сильно хотели, чтобы я убрал эти отвратительные шрамы с ее тела, изменил цвет глаз. И волосы были более густыми. Ты ведь и сам ее видел - просто Барби. Да они просто наплевали на нее, кем бы там себя ни считали, - при этих словах Адам вскочил с места и начал ходить вдоль кухни. -Разве стала бы она себя калечить, если бы они вовремя спросили ее о причине грусти или злости. Мы все люди. Нуждаемся в заботе и любви. Внимании. Говорим, что нам никто не нужен, что сильные, сами справимся, в тайне мечтая, чтобы кто-нибудь обнял, когда душа рвется на части, укрыл теплым пледом, если уснешь в гостиной на диване, спросил, как прошел день. Много не надо.