Каролина лежала на земле, ее пальцы сжимали сыпучий песок, но ей все еще казалось, что она держит поводья. Вдруг она почувствовала что-то влажное на своих щеках, чье-то теплое дыхание согрело ее лицо. Она открыла глаза и увидела над собой морду своей лошади – узкую, светлую и большеглазую. Лошадь лежала на песке рядом с ней.
Каролина с трудом вытащила из песка руку, схватилась за светлую гриву и прижалась лицом к теплой шерсти животного. Картины, посетившие ее во время забытья, все еще казались ей реальней, чем то, что происходило вокруг. Ей не хотелось открывать глаза. Медленно, медленно сознание возвращалось к ней. Она вспомнила, как упала ее лошадь. Похоже, сама она не была ранена, только с лошадью что-то произошло при падении. Каролина села, проверила, слушаются ли ее руки, ноги. Огляделась вокруг. То, что она увидела, окончательно вернуло ее в реальный мир.
Караван, еще недавно наполнявший огромную долину жизнью, был развеян по песку: упавшие верблюды, которые не могли сами подняться, разбросанный скарб, разорванные мешки с фуражом, откуда клоками лезло сено, распоротые бурдюки с водой, разрубленные крепления шатров, опрокинутые паланкины... Зловещее оцепенение еще властвовало надо всем. Единственным признаком жизни были стоны раненых и крики животных.
Но не это теперь занимало ее. Где абиссинец? Как она найдет теперь Зинаиду и ребенка? Следы копыт подсказали Каролине место, где упала ее лошадь.
Она должна найти Стерна. Каролина внимательно посмотрела вокруг. Над гребнем холма сияла луна. Каролина с трудом взобралась на поднявшуюся на ноги лошадь. Перед ней каменные глыбы громоздились неким подобием архитектурного сооружения. Она направила туда свою лошадь, обогнув обломки скал и все больше углубляясь в этот странный ландшафт из слюдяного песка и красных, гладко отполированных кусков лавы. Кое-где эту скудную почву украшали чахлые пучки травы. Но постепенно растительность становилась гуще. Дорога уходила вверх. Лошадь, похоже, слушалась своего инстинкта, и Каролина предоставила ей свободу. Так она и ехала, доверясь лошадиному чутью, чувствуя себя уверенно верхом на умном животном. В ночном небе показались черные кроны пальм. Лошадь сама перешла на галоп. Из-за невысокого кустарника вдруг появилась голова газели. Секунду она оставалась неподвижной, лишь испуганно косила темными глазами. Потом мгновенно прыгнула в сторону и исчезла в темноте.
Бег лошади становился все быстрей и уверенней, хотя Каролина опустила поводья. Достигнув вершины холма, кобыла громко заржала и с новыми силами припустила вперед. Каролина ободряюще похлопала ее по шее. Странным образом уверенность животного передалась и ей. Но вдруг ее пронзила мысль, что кобыла просто возвращается к лагерю Калафа.
Каролина внимательно всмотрелась вперед. Но шатры с большого, окруженного пальмами высокого плато уже исчезли. И на земле не было никаких следов стоянки. Казалось, уже давно здесь хозяйничали только ветер и песок. Светлые гранитные плиты у источника блестели в лунном свете. Перед ней возникла изгородь лошадиного загона. Он тоже был пуст.
Лагерь был покинут, но ее не оставляло ощущение, что здесь кто-то есть. Какой-то еле слышный звук потревожил тишину. Она остановила лошадь. Каролина не была уверена, кто издавал эти звуки – животное или человек. Она напряженно вслушивалась. Вот он, снова. Слабый стон. Он исходил из кустов тамариска.
Полуприкрытый свисающими ветвями, под кустом лежал мужчина в голубом бурнусе. Как смертельно раненный зверь, он нашел себе укрытие и забился в него.
Каролина с жалостью узнала в человеке Разима. Его глаза были широко раскрыты и смотрели в темноту с выражением упрямой надменности.
Она не заметила, что песок под ним стал мокрым и темным от крови, что его бурнус весь пропитался ею. Она видела только его лицо, которое в бледном свете луны казалось маской, лишенной красок и жизненных соков.
Каролина молча склонилась над умирающим. Она не решалась окликнуть его. Подняв глаза, она увидела, что ее лошадь нашла кусочек земли, поросший травой. Внезапно кобыла настороженно подняла голову. В тот же момент Каролина тоже почувствовала легкую дрожь, пробежавшую по земле. Это были ритмичные удары, становившиеся все ближе, все отчетливее. Теперь Каролина слышала стук копыт. Не способная даже сдвинуться с места, она так и сидела, склонившись к Разиму. Тень всадника накрыла ее. Несколько секунд вглядывалась она в лицо подскакавшего человека, прежде чем осознала, что это Рамон Стерн.
Испытывая невероятное облегчение, она обвила его руками, прижалась к нему, не в силах вымолвить ни слова. Да и что сейчас значили слова? Она хотела только чувствовать на своей щеке прикосновение его бурнуса, вдыхать с закрытыми глазами этот терпкий запах, исходящий от мужского тела. Это длилось всего миг, не дольше вздоха, но он стоил больше, чем месяцы скитаний и преследований, лежащие за ее спиной. Снова открыв глаза, Каролина встретила его взгляд и испугалась. Такая в нем таилась невысказанная любовь, что она поспешила высвободиться из его рук. Но это было не испугом, а, скорее, жестом отчаяния. То, что она прочла в глазах Рамона, опечалило ее. Она не разделяла этой любви и не могла бы разделить ее – но в этот момент ей было необходимо, чтобы ее любили.
До сей поры Каролина воспринимала все, что делал для нее Стерн, как должное. Более того: она с некоторым пренебрежением смотрела на этого человека. Слишком напоминал он ей о прошлом, о том, что она никак не могла простить своему мужу, который не пришел ей на помощь сам, а прислал этого чужака.
– Я не хотел напугать вас, – сказал Стерн.– Я искал вас повсюду.
От куста тамариска снова донеслись тихие стоны.
– Это Разим, – сказала Каролина. – Я нашла его перед самым вашим приездом.
Стерн опустился на колени рядом с проводником. По телу умирающего, все еще глядящего угасающими глазами в небо, пробежала судорога. Его голова упала набок. Только руки, сложенные на груди, невидимые под длинными рукавами бурнуса, оставались неподвижными. Стерн поднял рукава вверх, чтобы попытаться нащупать пульс. Однако, приподняв один рукав, вдруг замер. У Разима больше не было рук. Под голубой шерстью бурнуса недвижно лежали окровавленные обрубки. Стерн поднял голову:
– Он успел вам что-нибудь сказать? Каролина отвела взгляд от ужасающего зрелища.
– Почему они убили его? Только потому, что он довел нас до источника?
Стерн кивнул. Он знал, каким страшным пыткам подвергает Калаф тех, кто нарушает его законы. По сравнению с этими мучениями смерть, которая постигла Разима, можно было считать милостью. Бедуин медленно истек кровью от полученных ран. Видимо, Калаф и его бандиты здорово спешили. Стерн закрыл мертвому глаза. Рубаха на груди Разима была распахнута. На его шее на шнурке висел мешочек из козлиной кожи. Стерн порвал шнурок и снял мешочек с шеи бедуина. Мешочек словно ничего не весил. Что там могло быть? Может, цитата из Корана? Многие бедуины носили их с собой вместо талисмана. Но у них не было времени, чтобы исследовать его содержимое. Люди Калафа вполне могли вернуться сюда. Стерн снял с себя бурнус, свернул его и стал заметать песок, уничтожая следы, которые могли бы их выдать. Шорох бурнуса и тихий шепот песка были единственными звуками, нарушающими ночную тишину.
Была ли это безмерная усталость после шестнадцати часов практически беспрерывной скачки – или сказывалось потрясение после всего происшедшего? Но Каролина испытывала ужас перед необходимостью снова взобраться в седло и скакать в непроглядную ночь. Зинаида, ее дочка – они ждут ее, рассчитывают на ее помощь. Она снова и снова повторяла себе это, но не испытывала в душе ничего, кроме холодного отчаяния и пустоты. Нет, эта миссия – превыше ее сил! Ее взгляд скользнул по плато. Колодец! Глоток воды! Возможно, это ей поможет. Каролина бросилась туда, на бегу закатывая рукава бурнуса.
Она по локоть погрузила руки в прозрачную, холодную влагу. Не в силах остановиться, она вновь и вновь зачерпывала горстями воду и жадно подносила ее ко рту. В последний раз она просто пропустила воду сквозь пальцы, уже не будучи в состоянии выпить ни капли. Перегнувшись через край колодца, она вгляделась в женское лицо, отражавшееся в спокойной воде. Потом убрала со лба капюшон накидки и посмотрела повнимательней. Неужели это она? Ее глаза? Ее рот? Это был не просто мимолетный взгляд, который бросает на себя женщина в зеркало. Это было возвращение к себе самой. Она – женщина. Она молода и хороша собой. Она любила раньше и была любимой. А теперь – теперь ее тоже любят. Рамон Стерн.