Его Святейшество явно желал, чтобы Анна оставалась в его свите и дальше, но Лоренцо настоял на немедленном отъезде жены в долину Орсия, домой. После чего Пий Второй совсем перестал требовать ее к себе. Традиция, согласно которой Анна неизменно передавала ему пурпурные чернила из рук в руки, оказалась нарушенной. Теперь за пурпуром являлись гонцы от имени мужа. Почему? Может быть, Его Святейшество, заметив ревность Лоренцо, не хочет по старой дружбе задевать чувства своего военного советника? Когда с Лукрецией случилась беда, Анна послала мужу письмо с мольбой: уговори Папу Римского приехать в поместье и благословить девочку. Гонец вернулся с обещанием: они скоро прибудут.
Она пристально вглядывалась в движение процессии. Правы оказались те, кто предсказывал путь на Спедалетто. Как долго длилось напрасное ожидание! С того самого дня, когда дочь постигло несчастье. И вот Пий Второй нарушает обещание.
Возвращаясь к дому через сад, она спиной чувствовала взгляды слуг.
Анна направилась к комнате дочери. Лукреция отказалась открыть запертую дверь.
Андрополус из Константинополя, окруженный своими овцами, снова прокричал «Viva!». И тут же подумал: ой, как стыдно! Что сказал бы отец, увидев сына, радостно приветствующего Папу Римского среди овец на речном берегу? «Что со мной сталось? Кто я?» – безмолвно спросил он, не переставая кричать. Он уже не чувствовал себя византийцем. Он еще не был подданным Пия Второго. Ему тринадцать лет, он принадлежит Лоренцо, он три года кряду пасет здесь овец и коз. Он из тех, кого именуют «populo minuto». Никто и звать никак, безымянный раб с Востока. Но когда вокруг звучит «Viva!», он тоже кричит «Viva!» и становится равным среди равных, и знает, что, став солдатом Рима, вместе со всеми пойдет в священный крестовый поход против турок. Ты почти взрослый. Ты такой же, как все. Как слуги и парни из поместья, кричащие «Viva!» и машущие оливковыми ветвями на склоне холма… Но почему кортеж двинулся к мосту, а не свернул на дорогу к замку? Ведь Лукреция так давно ожидает благословения Папы Римского! Андрополус, бросив овец, поспешил к удаляющейся процессии.
– Ваше Святейшество, отведайте овечьего молока!
– Мой пастух, – сказал Лоренцо Пию Второму.
Папа Римский приблизил протянутый бурдюк ко рту. Сделал вид, что пьет. Но пробку не вынул.
Андрополус просиял от удовольствия. Ну не сделал ни глотка – зато ведь и не отверг подношения!
– Летают ли над долиной птицы? – спросил пастуха Папа Римский.
– Да, – ответил Андрополус, – часто. Большие стаи уток.
– Садятся?
– Нет, Ваше Святейшество. Никогда не садятся. Пролетают мимо.
– Почему же?
Андрополус обрадовался, что может дать правильный ответ:
– Утки любят спокойную воду. Река для них слишком быстрая. Поэтому мы и не ставим здесь силки.
– Вот видишь, – обернулся Пий Второй к Лоренцо. – Если мы построим плотину, долина превратится в озеро, и у здешних жителей не будет недостатка в еде.
Процессия тронулась по направлению к Спедалетто. Андрополус заворожено смотрел ей вслед. Кажется, он сумел подать Папе Римскому отличную мысль. Жаль только, что не успел напомнить о Лукреции. Пастух поднес бурдюк к губам и поцеловал его.
– Viva!
Приходской священник наконец-то почти достиг папского кортежа. Но тут осел заупрямился. Как ни пинал падре пятками упрямую скотину, та только кричала и упиралась. Дикий кабан, что ли, напугал? Или само многолюдное шествие?
Священник поднял глаза на холмы по ту сторону реки, где раскинулось поместье Лоренцо и высился его замок. «С чего бы это Папе вздумалось заявиться в долину Орсия со всей свитой?» – мучительно соображал падре. Тоска по родным местам, должно быть. Ходят слухи, Пий Второй купался в горячих источниках неподалеку от монастыря аббатства, тщась поправить здоровье, да вел беседы с кардиналами в орешнике на склоне священной горы Амиаты, в тени густых ветвей. А сейчас посреди долины указывает куда-то, простирая руку.