‒ Врут.
‒ Ты еще не знаешь, кто и о чем.
‒ А что тут знать? – Пус опустил зад на песок, скосив взгляд на заходившего ему за спину волка. – Все равно про меня и все равно неправда.
Волк достал из-под фуражки папиросу и дунул в нее.
‒ Будешь? – он сунул папиросу в морду коту.
‒ Нет, мне идти надо, ‒ Мидун приподнялся и собрался было уходить. Но волк быстрым движением схватил его за хвост и не дал двинуться с места. Зрачки кота мгновенно сузились, а глаза хищно прищурились. Для него это было самое неприятное ощущение. «Хочешь, чтобы я тебя убил? Дерни меня за хвост!» ‒ любил повторять Пус. Он оскалился и нервно дернулся.
‒ Кабанов, пусти, ‒ Пус изо всех сил старался быть спокойным и сдержанным. Кот понимал, что задрать волка сейчас не составит труда, но потом из столицы пришлют с десяток таких же и будут снимать с него шкуру живьем на базарной площади. Понимал это и волк, поэтому сдавил хвост еще крепче и произнес краем рта, держа зубами зажженную уже папироску:
‒ Мидун, я за тобой наблюдаю, скотина. Вздумай что-нибудь выкинуть, я тебе рыбные консервы сам знаешь, куда засуну! ‒ и отбросил хвост Пуса в сторону.
Кот, не оглядываясь, пошел дальше своей дорогой. А волк, устав смотреть на удаляющуюся тень своего недруга, сел за мотоцикл, и, натужно пыхтя, принялся крутить педали.
Мидун нетвердой походкой шел вдоль отвесных стен скальной гряды, которая запирала деревню с противоположной от реки стороны. Чуть дальше, в пещере, между двумя большими валунами, похожими на два отломленных зуба, жил и берег свои припасы енот. Были в его погребах и волшебные засушенные соцветия валерьяны, и собрания всевозможных корешков, бережно уложенных в пакетики, и толченые стебли неведомых трав, которые приводили Пуса в трепетный восторг. Именно сейчас зелье, которого он нанюхался накануне вечером, начало отпускать его разум, окуная и без того злое и раздраженное сознание животного в состояние похмелья. Похмелье это традиционно приходило внезапно, словно кто-то гасил керосинку посреди ночи, погружая все кошачье естество во тьму. Пус шел, сбиваясь с тропы, и мечтал поскорее добраться до енота. Спустя целую вечность Мидун, наконец, подошел ко входу в пещеру.
‒ Чумазый? – Пус с трудом выдохнул из себя имя енота.
Никто не отозвался. Кот сунул морду в темноту пещерного свода и попытался разглядеть хозяина обители. Енот спокойно спал на тряпках, валяясь в углу и обнимая лапами банку с какой-то жидкостью. Мидун ввалился в пещеру и шумно раскинулся посередине в позе звезды.
‒ Чумазый… ‒ голос Мидуна звучал все слабее. Сознание кота постепенно погружалось в зловонную горячую жижу, булькающее кипение которой затмевало другие звуки.
Неожиданно енот открыл один глаз, и по его телу пробежала судорога. Он вскочил, начал пятиться, щелкая зубами, его открытый глаз задергался, шерсть встала дыбом. Упершись затылком в стену, Чумазый вдруг поднял банку и швырнул ее в голову Мидуна, а сам, что было мочи, рванул вон из пещеры. Банка, расплескивая содержимое, звонко стукнула кота в голову и отскочила в угол. Тот не успел даже подумать о том, чтобы увернуться, отреагировать на происходящее у кота не было решительно никакой возможности. Ошарашенный Мидун закатил глаза и, хрипя с каждым вдохом, потерял сознание.
Проснулся он от приятного запаха. Енот Чумазый стоял над ним и водил около носа засушенным стеблем валерианы. Дивный аромат моментально заставил сердце биться, как отбойный молоток, зрачки кота расширились до размеров глазниц, уши плотно прижались к голове. Пус схватил стебель и сделал глубокий вдох. Облегчение приятной холодной волною пробежало по его телу, освободив из темного мрачного плена горевший разум. Для его сознания моментально наступил день. С минуту он вдыхал чудный запах, не имея сил пошевелиться, но вскоре мышцы налились силой и желанием действовать. Мидун резко вскочил на лапы и сходу отвесил Чумазому звонкую оплеуху. Енот, в принципе ожидавший такую реакцию кота, все равно не устоял и улетел в тот же угол, в котором спал.
‒ Ты сдурел? Чего в голову-то кинул? ‒ закричал кот.
Енот закашлялся и поспешил зарыться глубже в тряпье. Оттуда он глухо изрек:
‒ У меня из-за тебя сердце чуть не встало. Я только третий месяц как после сердечного приступа, а ты меня пугаешь.
‒ Та не пугал я тебя, дурак! Я звал и стучал, мне плохо было!
‒ Ты все-таки извини, Пус. И за мочу извини.
Кот поднял уши.
‒ Какая моча, Чумазый?
Енот под тряпьем постарался чем-нибудь обмотать голову на случай новых ударов.
‒ В банке моча была. Я туда это… Ну чтобы на улицу не бегать, у меня энурез, ты же помнишь…
Кот вздохнул и опустил голову. Он смотрел на свой живот. Его шерсть, намоченная жидкостью из банки, свалялась комками, из-за этого появившиеся кое-где проплешины стали еще более заметны.
‒ Тебя как, утопить или тоже по башке двинуть чем-нибудь, чтобы ты издох и не мучился?
‒ Прости, Пус, ну я же не контролировал себя, я испугался, – Чумазый выглянул из тряпок и шумно сглотнул. – Я тебе еще травы дам. Уж как-нибудь рассчитаемся. У тебя еда есть какая-нибудь?
Мидун достал из своей ветхой котомки банку с грибами, украденную у Барки. На крышке банки была нанесена реклама: «Замучили кошки? Покупайте наш яд на основе валерьяны! Ваши кошки издохнут!» Кот скривился.
‒ Держи вот. Ты бы свою траву на еду менял, а то загнешься и без моей помощи.
Енот радостно выхватил банку и ловким движением челюсти содрал крышку.
‒ Спасибо! Вот ведь друг настоящий!
Пус посмотрел в сторону входа в пещеру. Отсюда открывался чудесный вид, позволявший окинуть взором мелкие холмики, возвышавшиеся за поселком. Некоторые из них жались поближе друг к другу, другие стояли одиноко, отбрасывая длинные тени. Солнце уже практически сбежало отсюда, оставляя ночи право на свой промысел. В тех краях мало кто бродил, местность была заболоченной и тропы не приживались на ней. Все интересы жителей поселка были связаны с лесом, росшим по другую сторону. А здесь правил Тучун ‒ гора, на которой и жил енот, выброшенный обществом поселка далеко за пределы своего терпения. Иногда по ночам со стороны этих холмов доносились жуткие завывания, но никто не знал, чья беда там бродит. А может, это все лишь казалось им. Коту однажды привиделось, словно холмы передвигаются с места на место, стараясь покинуть эти дикие края.
‒ Тьфу!
Кот отпрянул от плюющегося енота, который вдруг перестал есть грибы и схватился за горло.
‒ Та чтоб ему! – Чумазый поднял открытую банку с грибами, из которой только что ел, и вышвырнул ее из пещеры. – Там черви!
Мидун опять вздохнул.
‒ И все-таки, ты дурак, Чумазый. Барка, а я у нее эти грибы взял, добавляет туда опарышей и личинки овода, чтобы вкус лучше был. Их есть можно, это же не куриные яйца.
Хозяин пещеры грустно и отрешенно кивнул и пошел искать банку с грибами, чтобы доесть.
Кот тем временем сел поближе к давно потухшему кострищу и начал грести когтями пепел. Когда енот вернулся, Мидун спросил:
‒ А где тот твой капкан большой, который ты когда-то на слонов ставил? У тебя он еще?
‒ У меня, конечно. В кладовке вон висит, на стену я его приклеил, ‒ ответил Чумазый, поджигая керосинку.
‒ А он рабочий еще?
Енот обиженно скривил губы.
‒ Само собой, работает! У меня все работает! А зачем тебе такой капкан? Он же слону ногу перебивает.
Пус пожал плечами.
‒ Была мысль на лосося его поставить. Может, чего побольше удастся изловить.