Пушку и боевые припасы караулили старшие: Гришка с Порфишкой, а более — сам Никифор.
От хитрого противника можно было ожидать всякого. И ночной вылазки-наступления тоже.
Однако обошлось без неё. Совещались ордынские предводители во главе с самим ханом Большой Орды Ахматом. Думали-гадали: как воевать русских с их крепкой обороной и нежданным грозным огненным боем?
Глава девятая
Иного пути нет
Медленно занимался осенний рассвет.
Тучами затянуло небо.
От вчерашнего солнышка нет и следа. Дождик принялся моросить.
Вылез Собинка из-под телеги, где провёл ночь. Поёжился.
— Бррр… Зябко…
Гришка презрительно фыркнул:
— Вояка! С тараканами тебе сражаться на печи!
У Никифора своя забота — порох. Отсыреет — пропало всё. Превратится грозная пушка Вепрь в бесполезный предмет. Хмур потому Никифор. На помощников покрикивает сердито. С тревогой поглядывает в сторону правого берега. Что нового? Какую хитрость удумал враг?
Заряжал пушку с особым тщанием. Пороховую мякоть прежде щупал пальцами, растирал на ладони, подносил к носу — нюхал. Даже пробовал на язык.
Собинке страсть как хотелось проникнуть в тайну порохового дела. Но понимал — не время тревожить Никифора.
День второй выдался горячее и тяжелее первого.
Страшный гнев обрушил хан Ахмат на своих начальных людей за вчерашнее поражение. Иные, по ханскому повелению, были казнены.
И когда ринулась ордынская конница, Никифор сумрачно предупредил:
— Держись, ребята! Ноне лихо придётся!
И точно. Как в воду глядел.
Не в пример вчерашнему, шире растянул по берегу войска хан Ахмат. И неведомо было, где замыслил нанести удар и прорвать русскую оборону.
Гуще и метче полетели опасные ордынские стрелы.
А главное, и это быстро поняли в полках на левом берегу, велено было искуснейшим стрелкам ханского войска выбить русских мастеров огненного боя: пушкарей, пищальников, пеших и конных воинов, вооружённых ручницами.
Заряжать пушку — дело долгое. Потому медлил Никифор с первым выстрелом. Выжидал, дабы пушка, прозванная Вепрем, голос подала в наиважнейшую минуту. Кроме того, не хотел до срока обнаружить расположение грозного оружия.
Однако тут просчитался.
Видать, со вчерашнего дня запомнили враги березнячок, где стояла пушка. Едва вылез из укрытия Порфишка, малый проворный и смелый, застыл Собинка, вытаращив глаза. Две стрелы разом поразили Порфишку. Одна — в грудь, другая, словно для верности, — в горло. Захрипел Порфишка, взмахнул руками, точно хотел улететь с проклятого места. И, согнувши колени, повалился головой в воду.
Собинка, опомнившись было, — к нему. Никифор, спасибо, остановил. Рявкнул, не хуже Вепря-пушки:
— Назад!
И в пору. Три или четыре стрелы, не разобрал Собинка, просвистели над ним.
Пригнулся Никифор подле пушки.
— Вишь, что делают, стервецы! Учуяли силу огненного боя. На нас, ровно на зайцев, открыли охоту. Берегись теперь! Жаль Порфирия, царство ему небесное! Сумеешь за него?
Кивнул головой Собинка:
— О чём толковать?
Свирепо, с визгом и дикими криками, рвались Ахматовы конники к левому берегу. Накатывались новыми волнами.
И несли тяжёлые потери. Встречали их меткие стрелы. Огненный бой многих пушек и пищалей вносил замешательство, приметно помогал русским ратникам.
Полдень миновал. Никифор с беспокойством глядел на пушку. Запаляя фитиль, приказал Собинке:
— Отойди подалее. Кабы не разорвало…
— Здоровую такую? — удивился Собинка.
— Всякое бывает…
Только к вечеру, когда стало смеркаться, отошёл враг.
Вскоре по обоим берегам Угры загорелись костры. Два войска, утомлённые сражением, отдыхали. Впервые за долгий изнурительный день сели русские ратники у котлов с горячим варевом. Ели жадно. Разговоров и шуток было куда менее, чем вчера. Хоронили убитых. Перевязывали раненых.
Воеводы и иные начальные люди объезжали своих воинов. Были озабочены. Понимали: позади два тяжёлых ратных дня. Третий легче не будет.
Никифору для его пушки подвезли боевые припасы. Прежние подошли к концу. Сердился пушкарь:
— Ровно нищему подаёте Христа ради. Вдосталь всего должно быть. Не в бирюльки играем!
Начальный над Никифором, сын боярский Николай Михайлов, отвечал:
— Нешто ты один у меня? Другим тоже надобно!
— Знамо, не один. Да ведь других, поди, не хуже?!
Убеждал:
— Ты очи раскрой, государь. Эва, как размокропогодилось. Ну, как откажет один али второй заряд? Что буду класть в пушку? Нешто песку речного? Так ить он для стрельбы не гожий! Иного у меня под руками нету…