Посмеиваясь над самим собой, Пущин снова обращается к лицейским друзьям:
«…Еще хотел тогда просить тебя, чтоб ты отобрала от шафера сведения (в дополнение к тем, которые от него требую): не помнит ли он, или Яковлев, когда Пушкин написал известные стихи в альбом ‹императрицы› Елизаветы Алексеевны? Мне кажется, что она ему еще в Лицее прислала после этого в подарок часы, а Анненков относит в своем издании эту пиесу к позднейшему времени. Вот тебе совершенно неожиданное поручение. Не смейся, пожалуйста, надо мной! Позволяю только моргнуть на меня, когда будешь об этом толковать с Матюшкиным, который, верно, почитает меня за сумасшедшего…» 4
Отрывок о Елизавете Алексеевне, с уточняющим примечанием о дате написания стихов, появился в первом из-
1 Я похож на женщину, собирающуюся родить (фр.).
2 Пущин, с. 338.
3 Здесь уместно исправить ошибку, попавшую в мою книгу «Тайные корреспонденты «Полярной звезды» (с. 169-172). Там анализируется своеобразная «рукопись-оттиск» воспоминаний Пущина (из собрания Шляпкина-Ефремова) и делается вывод, что этот документ был подготовлен самим декабристом для публикации полного текста мемуаров в вольной печати Герцена. Действительно, на самом оттиске сохранилась запись, утверждающая, что рукописные вставки к печатному (урезанному) тексту сделаны рукою И. И. Пущина. Однако более тщательная проверка показала, что И. И. Пущин непричастен к загадочной «рукописи-оттиску», составленной после его смерти и дополненной неизвестным почерком (см.: ПД, ф. 244, оп. 17, № 114). Впрочем, все это не снимает гипотезы о значении документа для Е. И. Якушкина и П. А. Ефремова, передавших такой вариант «Записок…» Пущина Герцену и Огареву (в 1859 или 1860 г.).
4 Пущин, с. 339.
228
дании «Записок…» Пущина 1, и ясно, что этот текст декабрист отрабатывал как раз в марте 1858 года.
После того работа продолжается весной 1858 года, но прерывается в июне путешествием декабриста в Нижний Новгород.
Оттуда сообщает жене (2 июня):
«Навестил Даля (с ним побеседовал добрый час)… Ты будешь читать письмо Герцена и будешь очень довольна. Есть у меня…» 2
«Письмо Герцена», по справедливой догадке С. Я. Штрайха, очевидно, отповедь Корфу за его книгу.
Беседа с Далем отразилась в одном из последних отрывков «Записок…»:
«В Нижнем Новгороде я посетил Даля (он провел с Пушкиным последнюю ночь). У него я видел Пушкина простреленный сюртук. Даль хочет принести его в дар Академии или Публичной библиотеке» 3.
В июле Пущин возвращается. В неопубликованном письме к Е. Оболенскому от 20 июля 1858 года (уже из Бронниц) он рисует весьма примечательную сцену:
«Мне удалось в Москве уладить угощение в Новотроицком трактире, на котором присутствовал С. Г. ‹Волконский›, Матвей ‹Муравьев-Апостол› и братья Якушкины.
Раненных никого не было, и старый собутыльник Пушкина et com 4 был всем любезен без льдяного клико, как уверяли добрые его гости. С. Г. даже останавливал при некоторых выпадах, всматриваясь в некоторые лица, сидевшие за другими столами с газетами в руках. Другие времена - другие нравы!» 5
За кратким шутливым описанием мы угадываем подробности необыкновенной встречи необыкновенных людей в необыкновенное время: для некоторых - например, Пущина и Волконского - это свидание последнее… И, видимо, разговор о «льдяном клико» (которое Пущин ведь захватил с собою, когда ехал в Михайловское на последнее свидание с поэтом) вызвал тень Александра Сергеевича.
1 Пущин, с. 48.
2 Там же, 345.
3 Там же, с. 88.
4 И компании (фр.).
5 ПД, ф. 606, № 18, л. 142.
Проходит еще несколько дней. 27 июля 1858 года приезжает погостить товарищ по Сибири, петрашевец Дуров.
30 июля (явно 1858 года, судя по упоминанию Дурова) Пущин просит Е. Якушкина:
«Книжонку о Пушкине пришлите с Иваном кучером, он в воскресенье везет Ваню - у нас будет в понедельник. Хочется посмотреть, нет ли там чего-нибудь для моей рукописи. Еще пять листов уже готовы - быстро продвигаемся к концу… Дуров Вас приветствует» 1.
Кроме сообщения о ходе работы (еще пять листов - очевидно, из числа сорока трех двойных листов, составивших полную рукопись), интересно стремление Пущина связать свои мемуары с новинками пушкинианы; обогатить «Записки…» за счет «кристаллизации» памяти вокруг некоторых новых фактов (как было при чтении Анненкова. Об этом см. также в следующей главе).