Наконец, 15 августа 1858 года Пущин начинает важное письмо Е. И. Якушкину (которое завершит и отправит 21-го):
«Вот вам, любезный мой банкир, и фотограф, и литограф, и пр. и пр., окончательные листы моей рукописи. Прошу вас, добрый Евгений Иванович, переплесть ее в том виде, как она к вам явилась, - в воспоминание обо мне!
Печататься не хочу в искаженном виде и потому не даю вам на это согласие. Кроме ваших самых близких, я желал бы, чтоб рукопись мою прочел П. В. Анненков. Я ему говорил кой о чем, тут сказанном. Вообще прошу Вас не производить меня в литераторы.
Или сами (или кто-нибудь четко пишущий) перепишите мне с пробелами один экземпляр для могущих быть дополнений, только, пожалуйста, без ошибок. Мне уже наскучила корректура над собственноручным своим изданием. Когда буду в Москве, на первом листе напишу несколько строк; велите переплетчику в начале вашей книги прибавить лист. ‹…› Пушкин переплетен (за него я уже заплатил Щепкину) и ждет для отсылки в Нижний от вас переплетенный лексикон.
Кончены все расчеты с моими заимодавцами, во главе коих вы сами.
Дуров вам вручит и этот листок и рукопись…
Наконец, сегодня, то есть 21 августа, явился Пальм и
1 ЦГАОР, ф. 1705, № 625, л. 52.
230
завтра утром увозит Дурова, который непременно сам заедет к вам. Вопрос в том, застанет ли он вас дома. Во всяком случае, у вас на столе будет и рукопись и это письмо…
Обнимаю вас. И. П.» 1
Рассматривая беловую рукопись Пущина, завершенную в августе 1858 года, находим поправки и зачеркивания, сделанные более темными чернилами - судя по всему, на последнем этапе работы 2.
Ряд дополнений носит чисто стилистический характер.
Письмо к Е. Якушкину, открывающее текст, очевидно, вчерне написано до завершения «Записок…» («Как быть! надобно приняться за старину ‹…› придется, может быть, и об Лицее сказать словечко») - но уже в то время, когда работа начата или даже завершена в «карандаше» (что видно из фраз: о «собственной моей личности», которая уже «замешивается» в рассказ «невольным образом»; «все сдаю вам, как вылилось на бумагу»).
Теперь это письмо вносится на специальный лист, который прибавлен переплетчиком…
В предисловии наше внимание останавливает следующее место: «Прошу смотреть без излишнего педантизма на мои воспоминания», - обращается Пущин к Е. Якушкину, но, видимо, решает, что это грубовато по отношению к адресату, и меняет - «без излишней взыскательности»; 3 также чуть ниже 4 слова о большем, нежели у друзей, образовании Пушкина, вынесенном из родительского дома, «что нисколько не сделало его педантом», заменены - «нисколько не сделало его заносчивым».
В другом месте Пущин задумывается: «Воспоминания о человеке, мне близком с самой нашей юности»; зачеркивает слово «юности»: «с детства» 5.
По многим другим поправкам видно нежелание Пущина слишком «выдвигать» свою персону, боязнь категорических оценок. Написано сначала: «чтоб полюбить его
1 Пущин, с. 349-350; добавления по ЦГАОР, ф. 279, № 625, л. 54.
2 Впервые черновые варианты рукописи Пущина были частично опубликованы С. Я. Штрайхом в издании: «И. И. Пущин. Записки о Пушкине». М., ГИХЛ, 1934. Однако текстология «Записок…» еще почти не изучена.
3 Здесь и далее сравнивается печатный текст с рукописью, находящейся в ПД, ф. 244, оп. 17, № 36.
4 См.: Пущин, с. 44.
5 Там же, с. 41.
231
‹Пушкина› настоящим образом, нужно было взглянуть на него с тем полным благорасположением, которое неразлучно со снисхождением к неровностям характера»; Пущин убирает слово «снисхождение» (получалось, будто он «снисходит») и пишет о «благорасположении», «которое знает и видит все неровности характера и другие недостатки, мирится с ними и кончает тем, что полюбит даже и их в друге-товарище» 1.
Когда зашла речь об известном эпизоде с уроком стихосложения, Пущин хотел начать: «Мой стих никак…» - но испугался появления своей персоны: «Наш стих никак…»
Примечательны поправки в рассказе о тайном обществе; 2 было: «не ручаюсь, что в первых порывах, по исключительной дружбе моей к нему, я, может быть, увлек бы его ‹Пушкина› с собою». Вместо выделенных нами слов первоначально было «не присоединил бы его к моей участи» - но это слишком категорическое заявление снято; оно возникнет в конце рукописи, когда Пущин рассуждает о возможной участи Пушкина, если б он попал в тайное общество; появление подобных слов в начале «Записок…» еще раз показывает, как занимала декабриста мысль о закономерном или случайном стечении обстоятельств в жизни великого поэта.