Прибегнем к «медленному чтению», объясняя некоторые строки Пущина, размышляя, а там, где возможно, - «договаривая» за него.
Однако перед этим необходимо представить того Пушкина, с которым январским днем 1825 года толкует его старинный добрый друг. Нужно также как можно точнее понять, каким был Пущин в те грозные преддекабрьские дни.
Мы не собираемся повторять общие места о величии и значении Пушкина, но обратимся к несколько фрагментарному, но удобному для нашего изложения перечню.
Пять Михайловских месяцев, сердцевина которых - небывалая, толком еще не осознанная нами Михайловская осень 1824 года 1.
1 Датировка - по «Летописи жизни и творчества А. С. Пушкина». Некоторые даты предположительны, другие - определенно фиксируют не совсем завершенные пушкинские работы, иногда - лишь начальный период; однако при всех возможных уточнениях и дополнениях перечень произведений поэта, полагаем, достаточно точно представляет первую «Михайловскую осень».
9 августа - приезд Пушкина в деревню.
Конец августа - сентябрь:
К Языкову («Издревле сладостный союз…»).
«Здравствуй, Вульф, приятель мой…».
Окончательная отделка стихотворения «Наполеон».
Окончание «К морю».
«Разговор книгопродавца с поэтом».
«Храни меня, мой талисман…».
«Аквилон» (ранняя редакция).
Октябрь 1824 года:
Третья глава «Евгения Онегина» (завершение).
Отделка прежних глав.
«Младенцу».
«Ненастный день потух…».
«Охотник до журнальной драки…».
Начало работы над четвертой главой «Евгения Онегина» (к концу года - 23 строфы).
Серия эпиграмм на Воронцова.
Завершаются «Цыганы».
«Графу Олизару».
«О дева-роза, я в оковах…».
«Коварность».
«Как жениться задумал царский арап…».
«Из письма к Плетневу» («Ты издал дядю моего…»).
Октябрь - ноябрь:
«Подражание Корану».
«Пускай увенчанный любовью красоты…».
«Сабуров, ты оклеветал…».
«Презрев и голос укоризны…»;
«Мне жаль великия жены…».
«Клеопатра».
«Тимковский царствовал…».
«Т. - прав, когда так верно вас…».
Постоянные записи народных сказок и песен за Ариной Родионовной.
Ноябрь:
«Фонтану Бахчисарайского дворца».
«Виноград».
«Пока супруг тебя, красавицу младую…».
«У лукоморья дуб зеленый…».
«Ночной зефир…».
240
«С перегородкою коморки».
«Иван-царевич по лесам…».
Декабрь - начало января:
Начаты «Автобиографические записки».
Задуман и начат «Борис Годунов».
«Ты вянешь и молчишь…» (начало).
«Послание к Л. Пушкину».
«Лизе страшно полюбить…».
«Воображаемый разговор с Александром I».
«Сожженное письмо».
«Признание».
Добавим к этому написанное прежде, - всю мудрость Юга, Петербурга и Лицея; прибавим еще не написанное, но уже задуманное; прибавим общественный эффект в связи с появлением именно в эти месяцы печатных сочинений поэта (написанных, понятно, раньше). Так в последнюю неделю декабря, когда Пущин еще в Петербурге, выходит отдельное издание первой главы «Евгения Онегина», а также альманах «Северные цветы», где - «Песнь о вещем Олеге», «Демон», «Прозерпина», новые онегинские строфы. Начиналось такое ощущение своего дара, которое через несколько месяцев вылилось в знаменитое: «Я могу писать…»
Но поэту двадцать пять лет; несправедливая ссылка, ярость против тех, кто сослал, мысли о клевете, побеге, даже самоубийстве; нелепая ссора с отцом, из которой могут выйти еще большие неприятности - «пахнет палачом и каторгой»… Прибавим еще любовь и разочарование на юге, новые увлечения здесь, и Жуковский, который два месяца назад написал: «Ты имеешь не дарование, а гений ‹…› Ты рожден быть великим поэтом; будь же этого достоин. В этой фразе вся твоя мораль, все твое возможное счастие и все вознаграждения. Обстоятельства жизни, счастливые или несчастливые, шелуха. Ты скажешь, что я проповедую с спокойного берега утопающему. Нет! я стою на пустом берегу, вижу в волнах силача и знаю, что он не утонет, если употребит свою силу, и только показываю ему лучший берег, к которому он непременно доплывет, если захочет сам. Плыви, силач ‹…› По данному мне полномочию предлагаю тебе первое место на русском Парнасе. И какое место, если с высокостию гения соединишь и высокость цели!» (XIII, 120).
Заметим строки о «высокой цели» и еще вернемся к ним