Однако все это - после. Пока же московский судья Иван Пущин собирается на рождество в Петербург и Псков.
С Пушкиным после восьми лет царскосельской и петербургской дружбы - пять лет разлуки. Мы и не знаем точно, когда они прежде виделись: то ли на праздновании 19 октября 1819 года (известно, что оно было, но не ведаем никаких подробностей); то ли несколько позже, как обычно - «у домоседа Дельвига» (74) 1.
В январе 1820 года Пущин уехал на несколько месяцев в Бессарабию, а возвращаясь (вместе с сестрой Екатериной Набоковой), узнал на какой-то станции между Черниговом и Могилевом, что всего сутки назад тут проехал Пушкин - в Екатеринослав, южную ссылку.
Судьба развела неожиданно и не в лучший час их дружбы. Максимальная близость, взаимное понимание были в Лицее; после же -
«Круг знакомства нашего был совершенно розный ‹…›, мы как-то не часто виделись. Пушкин кружился в большом свете, а я был как можно подальше от него. Летом маневры и другие служебные занятия увлекали меня из Петербурга» (73-74).
1 Самая поздняя из петербургских «выходок» Пушкина, о которой рассказывает Пущин в своих воспоминаниях и чему был свидетелем, относится к 30 октября 1819 г. («Летопись…», с. 193- 194), - опасная шутка насчет медвежонка: «Однажды в Царском Селе Захаржевского медвежонок сорвался с цепи от столба ‹…› и побежал в сад, где мог встретиться глаз на глаз, в темной аллее, с императором, если бы на этот раз не встрепенулся его маленький шарло и не предостерег бы от этой опасной встречи. Медвежонок. разумеется, тотчас был истреблен, а Пушкин при этом случае, не обинуясь, говорил: «Нашелся один добрый человек, да и тот медведь!» (70).
246
Заметим, как поверхностно судит здесь Пущин, обнаруживая известный стереотип мышления или воспоминания: ведь «большим светом» Пушкина в 1817-1820 годах был, между прочим, Арзамас, немало других ярких литературных и дружеских сообществ, стихи, за которые его отправили в ссылку.
Вместе с тем, известная отдаленность, расхождение не поколеблет, даже не заденет «царскосельского отечества», Лицея, их общего прошлого. Пущин явно не видит никакого логического противоречия в том месте своих записок, когда, подробно рассказав о напряжении, недомолвках, сложности общения с Пушкиным, «вдруг» добавляет:
«Все это, однако, не мешало нам, при всякой возможности встречаться с прежней дружбой и радоваться нашим встречам у лицейской братии, которой уже немного оставалось в Петербурге» (74).
Лицейская идиллия, всегдашнее безоблачное дружеское согласие - ложь. Определенные идейные, политические противоречия между некоторыми лицейскими - важная историческая правда. Но если эту истину чуть-чуть расширить, представить невозможность «лицейской близости» при столь разных взглядах - снова выйдет ложь, и в этом случае никак не поймем, например, почему совсем не декабрист Горчаков, смертельно рискуя, пытается после 14 декабря 1825 года помочь декабристу Пущину…
Так или иначе, но к исходу 1824 года Пущин и Пушкин не виделись уже почти пять лет. Удаление географическое наслаивается на расхождение петербургское. Кажется, вообще на юге Пушкин не слишком часто вспоминает Лицей:
Друзьям иным душой предался нежной…
Конечно, нельзя судить по малому числу сохранившихся писем, но все же за несколько лет только одна строка, прибавленная к письму В. Туманского - Кюхельбекеру, и два письма к Дельвигу…
Одно из них (16 ноября 1823 года из Одессы) явно послано в ответ на письма (увы, не сохранившиеся!) Дельвига и Пущина:
«Мой Дельвиг, я получил все твои письма и отвечал почти на все. Вчера повеяло мне жизнию лицейскою, слава и благодарение за то тебе и моему Пущину! Вам скучно, нам скучно: сказать ли вам сказку про белого быка?» (XIII, 74).
247
Из текста видно, что Пущин и Дельвиг сумели сообщить «лицейские новости», пожаловаться на скуку - но дальше, до самого конца письма Пушкин обращается уж только к одному Дельвигу: из этого следует, что он либо напишет Пущину отдельно (не знаем такого письма), либо - предпочитает беседовать со всеми через Дельвига, как прежде именно у Дельвига чаще всего встречался с другими лицейскими 1.
Петербургское «скучно» в том ноябрьском письме 1823 года было отчасти маскировкой тайных дел и намерений, но Пушкин подобные вещи тонко чувствует… Как раз в это время, осенью 1823 года, Пущин энергично действует в петербургском надворном суде, только что, в октябре, на его квартире было совещание руководителей тайных обществ, примерно в это время он принимает в Северный союз Рылеева. Впрочем, не станем усложнять: там, в Петербурге, и в самом деле «скучно»: аракчеевская тишина, медленные, не внушающие близких надежд действия северян, печальные известия о поражении испанских революционеров…