264
то, написав стихи, я уже смотрю на них только как на товар по столько-то за штуку. - Не могу понять ужаса своих друзей (не очень-то знаю, кто они - эти мои друзья)» (XIII, 95, 528 перевод).
Ужас некоторых близких, по поводу литературной карьеры Пушкина, для поэта сродни тому ужасу, что испытывают друзья и родственники Пущина, узнав о переходе на полицейскую или судебную должность.
«Демократический предрассудок, вполне стоящий предрассудков аристократической гордости».
Правда, иной педантичный взгляд заметит, что Пушкин, в отличие от Пущина, не желал служить в канцелярии, - и разве командировка на саранчу, столь его задевшая, была, по тогдашним воззрениям, более унизительна, чем разбор всяческих судебных кляуз?
На это надо ответить, что взгляды Пущина и Пушкина далеко не тождественны, но все же - на саранчу Пушкина посылают против воли, Пущин же сам идет в судьи: «Это делает дьявольскую разницу», - как говаривал поэт.
Пущин видит в новой службе место своей максимальной общественной полезности - Пушкин видит подобное же в своем литературном труде (и тут Пущин с ним абсолютно согласен!).
Говоря о своей чиновной карьере, Пушкин писал (в другом письме к Казначееву): «Я сам заградил себе путь и выбрал другую цель. Ради бога, не думайте, чтоб я смотрел на стихотворство с детским тщеславием рифмача или как на отдохновение чувствительного человека: оно просто мое ремесло, отрасль честной промышленности, доставляющая мне пропитание и домашнюю независимость» (XIII, 93).
Пушкин не говорит в этом письме о своем общественном значении, но в 1826 году напишет «Пророка»…
«Саранча» соответствовала «не по форме завязанному темляку Пущина».
Воронцов - великому князю Михаилу Павловичу.
Литература - «тобой избранному сану».
Но тут пора задуматься о смысле сана, избранного Пущиным.
Мы-то спустя полтора века хорошо знаем, что скрытой задачей переезда в Москву члена Северной думы, виднейшего декабриста Ивана Пущина было оживление заглохшей деятельности тайного общества во второй столице, создание московской управы. Это было сделано, и к момен-
265
ту поездки вокруг Пущина уже имелась небольшая активная группа единомышленников. Позже, в феврале, один из директоров тайного общества Оболенский приедет из Петербурга утверждать московскую управу и Пущина как ее председателя.
Связь его судейской деятельности с нелегальной была несомненной и для следователей. На одном из первых допросов, 28 декабря 1825 года, декабриста спрашивают:
«Зачем оставили здешнее место службы и предпочли в Москве другое, весьма незначащее? Сие не могло быть иначе, как с намерением распространить там круг действий заговорщиков».
Пущин отвечает лаконично, достойно и, как в других случаях, крайне осторожно и уклончиво: «Места сего, хотя и в нижней инстанции, я никак не почитал малозначущим, потому что оно дает направление делу, которое трудно, а иногда уже и невозможно поправить в высшем присутственном месте» 1.
У следственного комитета, однако, в руках было достаточно показаний насчет сущности московской управы. Пущин признал, что таковая была, но продолжал подчеркивать ее бездеятельность (тут была и правда, и маскировка, о чем скажем ниже).
В дальнейшем следствие сосредоточилось на деятельности Пущина в Петербурге во время восстания, а насчет старых московских дел не очень вникали. Между тем, при всей осторожности и уклончивости, Пущин в первом же пункте своих показаний от 28 декабря не скрыл, что он давний член тайного общества: «Убежденный в горестном положении Отечества моего, я вступил в общество с надеждою, что в совокупности с другими могу быть России полезным слабыми моими способностями и иметь влияние на перемену правительства оной».
А несколькими строками ниже: «В начале 1823 года ‹…› определен сверхштатно членом в С. Петербургскую уголовную палату для узнания хода дел, согласно изъявленному мною желанию в присутственных местах, где всякий честный человек может быть решительно полезен другим» 2.
Итак, декабрист хотел «иметь влияние на перемену правительства России» и полагал, что «служба в присут-
1 ВД, т. II, с. 211.
2 Там же, с. 210.
266
ственных местах может быть решительно полезна другим».
Пущин не видит здесь никакого противоречия, не видели его и современники, причем любопытно совпадение мнений у людей, стоящих на разных общественно-политических полюсах. Греч в своих записках вспомнит о Пущине, который служил «безвозмездно ‹…› в добродетельных порывах для благотворении человечества» 1.