317
По всей видимости, именно Николай Раевский впервые познакомил Пушкина с Байроном. Когда в ноябре 1825 года зашла речь о Байроновом «Дон Жуане», Пушкин сразу вспомнил Раевского: «Что за чудо Дон Жуан! я знаю только 5 первых песен: прочитав первые 2, я сказал тотчас Раевскому, что это chef-d'oeuvre Байрона» (XIII, 243), Байрон, как видно, своеобразный спутник, обязательно присутствующий при задушевных разговорах Пушкина с Раевским, - от первых лет до вступления к «Андрею Шенье»…
К сожалению, мы не ведаем, какие «важные услуги ‹…› вечно незабвенные» оказал некогда молодой Раевский молодому Пушкину (см. XIII, 17); задумываемся над правдивостью слуха, будто перед самой высылкой из Петербурга Пушкин уж собирался «бежать с молодым Раевским в Крым» 1.
В Посвящении «Кавказского пленника» находим строки особой любви и дружбы:
Когда я погибал, безвинный, безотрадный,
И шепот клеветы внимал со всех сторон,
Когда кинжал измены хладный,
Когда любви тяжелый сон
Меня терзали и мертвили,
Я близ тебя еще спокойство находил:
Я сердцем отдыхал - друг друга мы любили:
И бури надо мной свирепость утомили,
Я в мирной пристани богов благословил…
К этому добавляются ценные свидетельства разных очевидцев и осведомленных приятелей: в августе или сентябре 1820 года в Гурзуфе Пушкин перечитывает сочинения Вольтера, которые нашлись в старинной библиотеке; читает стихотворения А. Шенье, которые дает Пушкину H. H. Раевский-младший; изучает с его помощью английский язык, читая Байрона, в частности, «Корсара» 2.
Вот когда впервые сошлись имена Байрона, Шенье, Пушкина, Раевского - мы видим это и в стихотворном посвящении 1825 года! Лев Пушкин утверждал, что Андрей Шенье сделался кумиром его брата, который «первый в России и, кажется, даже в Европе, достаточно оценил его» 3. Читая это, мы понимаем, что для Льва Сергеевича
1 «Летопись…», с. 214; Т. Г. Цявловская. Неясные места биографии Пушкина. - «Пушкин. Исследования и материалы», кн. IV. М., Изд-во АН СССР, 1962, с. 41-43.
2 «Летопись…», с. 237.
3 Л. H. Mайков. Пушкин. СПб., 1899, с. 10.
318
(вспоминающего много лет спустя) несущественно, когда и при каких обстоятельствах его старший брат высказывался о французском поэте, - но очень вероятно, что первые высокие оценки Шенье делались в присутствии Николая Раевского 1.
Чтения в Гурзуфе, может показаться, легко объясняют обращение к H. H. Раевскому в «Андрее Шенье»: Пушкин просто вспоминает встречи и разговоры тех лет… Вывод этот необходим, но недостаточен, он бросает свет разве что на «первый слой» вступления - наша цель проникнуть глубже. Ведь Раевскому посвящается задушевнейшее творение: «внемлют он и ты»! К тому же в 1820-м еще далеко до зрелых мыслей 1825-го. Тема Байрона - Шенье только рождалась, англичанин был еще жив, и не было «двух теней».
Расставшись в Крыму, Пушкин и молодой Раевский в следующие несколько лет видятся очень редко. Достоверно знаем только о встрече в начале 1824-го, когда двадцатитрехлетний полковник заехал на короткий срок в Одессу (по пути из Петербурга в Киев, к месту службы) - а Лев Пушкин вскоре получит нагоняй от брата за то, что в столице чинился перед Раевским «и не поехал повидаться со мною» (XIII, 85), то есть не воспользовался случаем, столь верным, как если бы сам Александр Сергеевич приехал 2.
Как ни мало сохранились следы общения Пушкина с П. Н. Раевским, видно, сколь важен был для них обмен литературными мнениями. Пушкин часто знакомит друга - раньше всех - с новым собственным сочинением или с заинтересовавшим его образцом российской словесности; ждет и ценит ответные отзывы. Раевский при случае «посредничает» между европейским просвещением и российским поэтом - как незадолго перед тем представил Байрона и Шенье.
8 декабря 1822 года Н. Раевскому, первому читателю, сообщены «Братья-разбойники», а через полгода Пушкин признается Бестужеву:
1 Впрочем, если прав А. Л. Слонимский, то первая апология Шенье еще в оде «Вольность» («возвышенный галл»). - См.: «Пушкин. Исследования и материалы», кн. IV, с. 327-335.
2 Приезд Раевского совпадает с появлением у Пушкина некоторых северных новинок, преимущественно рылеевских, бестужевских; в частности, крамольных стихов «Ах где те острова, где растет трын-трава, братцы». Полускрытая цитата из них - в письме Пушкина брату в начале 1824 г. (XIII, 86).
319
«Разбойников я сжег - и по делом. Один отрывок уцелел в руках Николая Раевского, если отечественные звуки: харчевня, кнут, острог - не испугают нежных ушей читательниц Полярной Звезды, то напечатай его» (XIII, 64).