Итак, первые два листа алексеевского сборника - современники пушкинских «Замечаний…», их кишиневские «соседи».
Читая их, мы по-прежнему - в пушкинском Кишиневе и можем вслед за поэтом воскликнуть: «Опять рейнвейн, опять Champan, и Пущин, и Варфоломей, и все…»
Закончив переписку пушкинской рукописи, Алексеев тут же, на обороте 2-го листа, начал копировать «Мнение о науке естественного права г-на Магницкого». Однако от этой копии осталось всего несколько строк, потому что на 3-м листе (пагинация Пушкинского дома) уже находится копия совсем других документов. Поскольку Алексеев пользовался большими двойными листами (несшитыми, вложенными друг в друга), то отсутствие, по крайней мере, одного (а может быть, и не одного) листа между сохранившимися 2-м и 3-м листами от начала - означает, что в сборнике как минимум нет одного листа, между 2-м и 3-м листами от конца (то есть между нынешними 8-м и 9-м). На исчезнувшем неведомо куда и когда листе продолжалось «Мнение г-на Магницкого…», документ хорошо известный, хотя во времена Пушкина еще не публиковавшийся 1.
Важный чиновник министерства духовных дел, а затем попечитель Казанского университета Михаил Магницкий был таким мракобесом и доносчиком, что вызывал удивление даже у сотоварищей по ремеслу и убеждениям. Так ретиво разоблачать вольные мысли умели только люди, са-
1 Первая публикация в «Чтениях общества истории и древностей российских», 1861, кн. 4, с. 153-155, и «Русском архиве», 1864, стлб. 321-329.
116
ми побывавшие в вольнодумцах и либералах, за то наказанные и раскаявшиеся (Магницкий ссылался в Вологду за участие в реформах M. M. Сперанского) 1.
Отчего «Мнение г-на Магницкого…» внесено в секретную тетрадь Алексеева прямо вслед за «Историческими замечаниями…» Пушкина, и даже начинается на той же странице, где пушкинский текст кончается?
В рассуждениях Магницкого, которые Пушкин, разумеется, читал, - и, вероятно, обсуждал с Алексеевым и другими, - говорилось о тех же предметах, что и в пушкинских «Замечаниях…»: борьба народов и правительств, идеи свободы и просвещения в столкновении с самодержавием и церковью, место писателей, русских и иностранцев, в этой борьбе.
Наука естественного права, проникшая в русские университеты с начала XIX столетия, находила в истории - как в жизни и природе - естественный процесс, а не божественное откровение, освящающее верховную власть. Теории естественного развития мира, государства, права принимают и Пушкин, и его друзья, все, кто в просвещенье «с веком наравне»: 2 Магницкий о том хорошо знал и в своей записке обрушился на науку, «которая сделалась умозрительною и полною системою всего того, что мы видели в революции французской на самом деле…». «Я трепещу, - восклицал Магницкий, - перед всяким систематическим неверием философии, сколько по непобедимому внутреннему к нему отвращению, столько и особенно потому, что в истории 17-го и 18-го столетий ясно и кровавыми литерами читаю, что сначала поколебалась и исчезла вера, потом взволновались мнения, изменился образ мыслей только переменою значения и подменою слов, и от сего неприметного и как бы литературного подкопа алтарь Христов и тысячелетний трон древних государей взорваны, кровавая шапка свободы оскверняет главу помазанника божия и вскоре повергает ее на плаху. Вот ход того,
1 Впрочем, А. Н. Пыпин находил в бумагах Магницкого ясные доказательства, что этот ревнитель православия всю жизнь - и в либералах, и в мракобесах, и в отставке (за хищения и превышение власти) - оставался атеистом.
2 Любопытно, что в лицейском дневнике Пушкина «Естественное право» упоминается в таком контексте: 10 декабря (1815): «Вчера написал я третью главу Фатама или Разума человеческого: Право естественное» (от юношеского романа «Фатама» сохранилось лишь одно четверостишие, начинающееся:
Известно будет всем, кто только ходит к нам…)
117
что называли тогда только философия и литература и что называется уже ныне либерализм!» 1
Этот «черный манифест» должен был особенно заинтересовать Пушкина, потому что Магницкий не ограничивался абстрактными заявлениями, но требовал «рассмотрения и осуждения разрушительной системы профессора Куницына и самого лица его» 2. Любимый лицейский профессор - «кто создал нас, кто воспитал наш пламень» был как раз автором книги «Право естественное» («Поставлен им краеугольный камень…»). После атаки Магницкого Главное управление училищ 5 марта 1821 года запретило преподавание по этой книге, а самого Куницына удалило от службы по министерству народного просвещения 3. Это была расправа, похожая на ту, которую за год до того учинили над Пушкиным.