Итак, считаем, очень и очень вероятным:
1. Что в рассказах Муравьева-Апостола и Бестужева-Рюмина (судя по заметке Горбачевского) фигурировали какие-то подробности о любовных приключениях Пушкина, без сомнения, преувеличенные и приукрашенные досужей молвой.
2. Что Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин, Горбачевский и другие декабристы, находившиеся под Киевом, были предубеждены против личности великого поэта вследствие известной разницы морально-этических установок у последовательных декабристов и широкого круга прогрессивных мыслителей и деятелей.
3. Что это предубеждение, определенная «социальная репутация» Пушкина для части членов Южного общества были усилены злобной клеветой, шедшей из одесских источников, вызывавших доверие у декабристов.
4. Что Пушкин немало знал и еще больше догадывался о тех, кто «посвящал друзей в шпионы».
Последнее обстоятельство нельзя недооценивать. О тяжелейшем душевном состоянии Пушкина в момент приезда в Михайловское свидетельствует сам поэт; исследователи обычно указывают на унизительность грубой ссылки, обрывавшей многие личные нити и ухудшавшей общественное положение Пушкина. Все это, конечно, верно. Однако, перечисляя темные обстоятельства, одолевавшие Пушкина в 1824 году, нужно учесть как очень серьезный фактор и те «материи», о которых мы ведем речь. Поэт в то время оказывается один на один с тяжелой клеветой, которой, как мы видим, верили некоторые достойные люди. И, конечно, Пушкин знал много такого, чего мы не ведаем и что обобщается в строках о «горьком, небратском привете» «иных» друзей.
Как бороться с клеветой? Вызвать на дуэль, убить «невидимку»? Но этим ничего не рассеять, не доказать. Или - молчать, не оспоривать?
При высочайшем чувстве чести и нервной ранимости поэта - ситуация была печальной и опасной. Мы ее, может быть, недооцениваем - а это ведь было похоже на
166
то, что случится в 1836-1837 годах. Пушкин поговаривал о самоубийстве 1.
Броситься в омут, в первую попавшуюся дуэль, битву, заговор, побег - все это было возможно.
Опять обратимся к черновым, интимным строкам финала «Вновь я посетил…».
Утрачена в бесплодных испытаньях
Была моя неопытная младость,
И бурные кипели в сердце чувства
И ненависть и грезы мести бледной.
Но здесь меня таинственным щитом
Святое провиденье осенило,
Поэзия, как ангел-утешитель,
Спасла меня, и я воскрес душой.
Выход из тяжелейшего кризиса был найден. И тут - остановимся…
Мы углубились в черные, во многом неясные, мутные дебри. Стоило ли рыться в этих деталях, подробностях, искать источник, разбирать оттенки клеветы?
Наверное, стоило. Мемуарная запись Горбачевского, которой мы прежде сторонились, как явной нелепости, может быть использована как противоядие против себя самой. Отталкиваясь от нее, можно кое до чего докопаться, разглядеть нечто в таких скрытых глубинах, которые не оставляют следа в архивах и обычных воспоминаниях. Меж тем - темные, ядовитые пары попали в воздух, которым поэт дышал в 1824-1825-м. Его страдания, переживания - это скрытые причины многих поступков, важные истоки творчества.
Можем ли мы судить о великом событии, - «поэзия, как ангел-утешитель, спасла…» - о причинах Михайловского спасения, о «Борисе Годунове», новых главах «Евгения Онегина», десятках замечательных стихотворений и замыслов, - если не обратим внимания, не задумаемся над тем, что едва не довело Пушкина до гибели; что могло бы стать величайшей непоправимой трагедией, если бы не явился «ангел-утешитель»!
«Я не могу забыть…» - начинает свои обвиняющие воспоминания Иван Горбачевский.
Мы не можем и не хотим забывать того, что на самом деле происходило с Александром Сергеевичем Пушкиным.
1 См.: Б. Мейлах. Жизнь Александра Пушкина. Л., «Художественная литература», 1974, с. 180-181.
«Мы - люди середины XX века, - пишет Ахматова, - знаем в 100 раз больше о немалодушии Пушкина, чем знали его современники, и во всем, что знаем, можем только им гордиться, сейчас настал момент распутать эту тягостную путаницу» 1.
Великий выразитель своего времени находился с ним в непростых отношениях; с молодых лет он платил за высшее откровение и проникновение такую тяжкую цену, узнал такие обиды, страдания, мучения, - что мы только полтора века спустя можем приблизительно представить размеры, контуры, границы ада, преодоленного Пушкиным в 1824-1825 годах.
1 «Вопросы литературы», 1970, № 1, с. 194.
ЧАСТЬ